Проклятие скифов
Шрифт:
— Вы знаете, где он?! С ним все в порядке? — встревожилась женщина.
— Все вопросы и ответы при встрече, — твердо сказал Олег.
Уловка сработала — Тамара Леонидовна согласилась встретиться в клубе и объяснила, как туда добраться.
Не успел Олег войти в вестибюль клуба, небольшого здания с облупленными еще с советских времен стенами, как следом вошел милицейский патруль в составе трех человек, и старший потребовал у Олега предъявить документы и дотошно их проверил. Вскоре подошла взволнованная женщина, с испугом смотревшая на милиционеров. Олег догадался, что это Тамара Леонидовна.
Она совсем не была похожа на жену завклубом: ниже среднего роста, чересчур худая, чуть ли не тощая, и какая-то блеклая — мышиного цвета костюм, явно не по фигуре, длинные волосы собраны сзади в пучок, что удлиняло ее и без того продолговатое лицо, а большие круглые очки придали ей сходство со стрекозой. На вид ей было лет тридцать пять — тридцать восемь.
— Что же это вы, гражданочка?! — укоризненно пробасил старший патруля, но, заметив, что та поднесла к глазам носовой платок, собираясь разрыдаться, махнул рукой, и милиционеры ушли.
— Может, пройдем в более подходящее для беседы место? — предложил Олег, не ожидая, когда женщина справится со своими эмоциями под любопытным взглядом старушки вахтерши.
— Извините меня — это я вызвала милицию. Думала, что вы удерживаете Вениамина у себя и пришли требовать выкуп. — Женщина горестно вздохнула, снова поднеся платок к глазам.
Она провела Олега по длинному полутемному коридору со скрипящими половицами и открыла ключом дверь. Они оказались в приемной с двумя дверьми, над одной висела табличка с золотистыми буквами «Директор», над другой — скромная «Музрук», туда и вошла Тамара Леонидовна.
Комната была довольно большая, с потемневшими обоями и облупившимся потолком, и давно требовала ремонта. Мебель была не лучше — старый поцарапанный стол, наверное, старше хозяйки комнаты минимум в полтора раза, и с десяток ветхих стульев, из которых Олег постарался выбрать самый крепкий, но и тот под ним жалобно скрипнул.
— Я так перед вами виновата! Но поймите и вы меня… — Женщина вздохнула и наконец опустила руку с платком.
Олег понял, что, если не взять инициативу в свои руки, Тамара Леонидовна еще долго будет винить себя за свой поступок.
— Понимаю. Давайте так: я задам вам несколько вопросов, вы на них ответите и этим полностью загладите свою вину. — Олег сказал это шутливым тоном, но она приняла все всерьез.
— Спрашивайте — я готова отвечать, — торжественно произнесла она и поправила тонкими длинными пальцами пианистки выбившуюся прядь волос.
У нее были карие глаза, и она по-детски открыто смотрела на детектива, словно прилежная ученица на учителя, не сомневающаяся, что за свой ответ получит хорошую оценку. А Олегу все стало ясно: прозябая в умирающем Доме культуры, любвеобильный и деятельный Рыков не мог не обратить внимания на эту женщину-девушку, явно никогда не бывшую замужем, разве что очень давно. У нее на пальчике правой руки был лишь дешевый пластмассовый перстенек — обычная бижутерия. Она была в него безумно влюблена, а он лишь хотел скрасить серые будни, желая убежать из опостылевшего маленького городка, мечтая о большой сцене, овациях, баснословных гонорарах и молодых красивых женщинах. Возможно, они даже предавались любовным утехам в этой комнате, чутко прислушиваясь к звукам в коридоре. Впрочем, скорее всего это происходило у нее дома — более безопасно и гигиенично. По ней было видно, что она смотрит на мир сквозь розовые очки, не интересуясь действительностью. Рыков стал для нее кумиром, чуть ли не божеством. Только разрушив эту иллюзию, можно было чего-нибудь добиться от этой женщины.
— Как давно вы являетесь любовницей Рыкова? — прямо спросил Олег, пронзая ее взглядом.
Женщина побледнела, потом ее лицо покрылось пятнами.
— Вы… как… Что вы себе позволяете! — Она смутилась и опустила глаза в пол.
— Я не спрашиваю, любовники ли вы, это мне известно. — Олег указал на принесенную им папку. — Отвечайте четко и ясно: с какого времени вы являетесь его любовницей?
Неожиданно женщина успокоилась и посмотрела на Олега в упор — в ее глазах он прочитал ненависть.
— Мы любим друг друга!
— Он прячется у вас? Поэтому вы «заболели» и не захотели, чтобы я пришел к вам домой?
— Его нет!!! Он пропал! — громко простонала женщина, и ее подбородок затрясся. — С ним что-то случилось! Я боюсь за него!
«Если бы она его прятала, то не вызвала бы сюда милицию, — это я уже загнул», — решил Олег.
— Расскажите мне о том дне, когда была отравлена Фролова.
— Я не знаю никакой Фроловой! — слабым голосом возразила женщина.
— В апреле, когда вы повезли спектакль на конкурс в Симферополь, Рыков уехал на день раньше, затем приехали вы — с детьми, участвующими в спектакле. Когда и где он вас встретил?
— Днем, на вокзале, — безразличным тоном произнесла женщина, уставившись в окно. — Затем мы репетировали до начала спектакля. Его видели множество людей — можете проверить.
— Обязательно проверю. Назовите мне фамилии и адреса тех, кто может это подтвердить.
Продолжая смотреть в окно, она назвала несколько фамилий, затем, достав из стола канцелярскую книгу, аккуратно расчерченную внутри, дала Олегу переписать адреса и телефоны детей, участвовавших в поездке.
— Не дарил ли вам Вениамин Борисович драгоценности, золотые вещи? — на всякий случай поинтересовался Олег.
Тамара Леонидовна застыла на месте и горько улыбнулась:
— Разве я похожа на женщину, которой делают дорогие подарки? К чему вы это спросили?
— У покойной Фроловой пропало много драгоценностей. Именно из-за них ее убили.
— Нет, он мне ничего не дарил. — Женщина вздрогнула, в ее глазах читался испуг. — Он мечтал выиграть большие деньги в лотерею и на них поставить музыкальный спектакль, чтобы его заметили… нас.
— Как я понимаю, это ему не удалось.
— К сожалению, да, — тихо проговорила женщина. — А теперь оставьте меня одну.
— Хорошо, но у меня предчувствие, что я еще вернусь, — сказал на прощание Олег.
Выйдя в вестибюль, он не удержался от искушения расспросить старушку вахтершу. Имея опыт такого общения, он для начала показал свое красное удостоверение, зная, что оно способствует словоохотливости людей старшего поколения.
— Вы давно здесь работаете?