Проклятие темной дороги
Шрифт:
Барс почувствовал, как острие прокололо кожу. По гвоздю еще не ударили обухом боевого топорика: степняк лишь осторожно направлял гвоздь между костями руки. Барс краем глаза увидел сосредоточенное выражение лица своего палача и торопливо поднял взгляд вверх, к небу.
Даже полдень еще не наступил, подумал Барс.
Гвоздь пропорол кожу, пошевелился в ране, нащупывая промежуток между костями.
Солнце светило Барсу прямо в глаза, было неприятно и больно. Потекли слезы, и Барс торопливо закрыл глаза.
Удар,
«Не больно», — прошептал Барс. Когда копье в позапрошлом году пропороло ему бок — было гораздо больнее. А когда пять лет назад ударом дубины орк из приблудившейся шайки сломал ему правую руку, то было гораздо больнее…
Второй гвоздь прибил левую руку к перекладине.
С Барса быстро стащили сапоги, положили ноги одна на другую в щиколотках, но одним ударом пробить обе ноги не получилось: гвоздь скользнул в сторону, разрывая плоть.
«Не больно», — прошептал Барс, чувствуя вкус крови из прокушенной губы. Совсем не больно.
Гвоздь выдернули, приставили еще раз и теперь забили.
Вот когда крест подняли и его нижний край опустили в яму, вот тогда больно стало по-настоящему. Но Барс не закричал.
Крест повернули лицом к Старому торговому тракту.
Барс видел, как Драконы медленно объехали холм и двинулись по тракту на запад. За ними — конные лучники, наскоро сложив холм из своих товарищей, погибших в бою. Один из всадников задержался, протянул руку к мертвецам, с его пальцев сорвалась невидимая в солнечном свете молния, и громадный погребальный костер вспыхнул у подножия холма.
Все-таки мы не просто так погибли, подумал Барс, попытался посчитать, сколько было убито степняков, сбился несколько раз, прежде чем сообразил, что в любом случае это намного меньше, чем три тысячи его ополченцев, чьи тела были разбросаны на холме и вокруг.
У него было время, чтобы понять, что это его товарищам повезло. Что и Дрозд оказался счастливчиком, и Рогач. И вечному неудачнику Перстню, которого прикололи к земле двумя копьями, на самом деле повезло. Хоть он и не сразу умер, а еще почти до самого конца дня стонал и скреб пальцами по земле.
К закату он уже умер, а Барс все еще был жив.
Было трудно дышать, суставы на плечах вывернулись, грудь сжалась, и каждый вдох давался с трудом. Прилетели мухи. Потом — птицы.
Ворон попытался клюнуть Барса в лицо, но тот плюнул, и птица, обиженно каркнув, улетела. Тогда у Барса во рту еще могло набраться слюны на плевок.
Стемнело, из лесу пришли трупоеды, Барс не видел их, только слышал, как они рвут мертвую плоть и грызут кости. Какая-то небольшая тварь попыталась достать Барса, но не допрыгнула, скрипнув когтями по бревну.
Странно, но Барс смог уснуть. Или просто забылся, устав от боли?
Когда он открыл
У большинства тел, насколько мог видеть Барс, были объедены лица. Некоторые мертвецы были разорваны почти на куски.
Это не страшно, подумал Барс. Было бы гораздо хуже, если бы мертвецы встали. Он в юности участвовал в битве на Проклятом поле и сам видел, как в ночь после битвы мертвецы встали и набросились на живых. И был одним из немногих, кто смог тогда выжить.
Он снова терял сознание и снова приходил в себя. Птицы, обожравшиеся мертвечины, уже не взлетали: тяжело переваливаясь, они бродили от трупа к трупу, выбирая кусочки повкуснее.
К вечеру пошел дождь, Барс попытался поймать хоть несколько капель, но не мог поднять голову — затылок упирался в бревно. Капли били его по лицу, стекали по щекам, а он мог только слизывать влагу с губ.
Третий день наступил внезапно, без ночи. Солнце только-только коснулось горизонта на западе, как вдруг снова оказалось на востоке и медленно, очень медленно, поползло вверх по небосводу.
А войска все шли и шли по Старому торговому тракту, мимо холма, мимо креста на холме и мимо человека на этом кресте. Никто даже не подошел к кресту, не поинтересовался, кто же именно оставлен здесь умирать.
К полудню третьего дня Барс понял, что мимо него идут обозы. Громадные быки тянут осадные орудия на массивных деревянных колесах, пастухи гонят стада коров, отары овец и коз.
Сплошным потоком в три ряда шли фургоны с полотняным верхом, из них выглядывали женщины и дети, но и они не подошли к Барсу, хотя он так надеялся…
Он не хотел просить воды или спасения. Он мечтал только о смерти. Разве это так трудно — просто ткнуть ножом в сердце? Или перерезать горло? Он бы обязательно выполнил такую пустяковую просьбу. Он бы — выполнил.
Он моргнул, и дорога опустела. Только пыль осторожно опускалась на камни древнего тракта. Пыль устала висеть в воздухе. Пыли очень хотелось спать. Пыли не суждено умереть, ей повезло еще меньше, чем Барсу — ему осталось жить совсем немного. Мало кто, распятый на кресте, проживает три дня. Только очень упорные и сильные проживают дольше. Самые сильные и самые упорные. И самые невезучие.
— А он еще жив, — услышал Барс и попытался открыть глаза.
Солнце до половины опустилось за горизонт, и тени стали длинными.
Вокруг креста белели голые кости, лишь кое-где покрытые клочьями почерневшей плоти.
— Он смотрит! — произнес тот же голос.
Женский голос. Девичий.
Веки присохли к глазам и не могут подняться, с ужасом подумал Барс. Он заставит их подчиниться… Он заставит… Он умеет добиваться своего.
Ну? Открывайтесь… Открывайтесь… пожалуйста…