Проклятие темной дороги
Шрифт:
Сегодня была очередь Мистафа, белобрысого пятнадцатилетнего мальчишки, которого приятели прозвали Щенком. Услышав легкие шаги Канты, он бросился наверх по лестнице, чтобы помочь спуститься.
— Доброе утро, моя госпожа, — сказал Щенок, протягивая Канте руку, не забыв при этом обернуть ее плащом.
Рыцарь не может прикоснуться к даме своего сердца, как бы ему этого ни хотелось. В этом — важнейшая часть служения.
— Здравствуй, Мистаф, — улыбнулась Канта, опираясь на руку пажа. — Ты не знаешь, готовы сани?
—
Стражник у двери поклонился Канте, грохнул засовом, открывая дверь. В донжон ворвались клубы пара — как бы холодно ни было в башне, на дворе было холоднее.
— Вы бы сегодня не ехали, ваша милость, — пробасил стражник. — Только-только метель улеглась, как бы не вернулась…
— Ничего, — засмеялась Канта. — Не вернется. Да здесь и недалеко — до вечера успею обернуться.
— Повадились бегать в замок, — пробормотал стражник. — Что им госпожа — повитуха, что ли? Сами бы и принимали роды, честное слово… Ну как так можно?
— Женщины рожают, — сказала Канта. — Ты разве не знал? И никак ты этого не остановишь. Муж у нее погиб летом, а ребеночек появится. Разве это плохо?
— Да не плохо, не плохо, только вы и сами в тягости… — стражник кашлянул смущенно. — Вам как бы поберечься нужно. А что, если в дороге начнется? Этот сопляк, что ли, вам поможет?
Паж покраснел до корней волос, задышал часто, собираясь что-то ответить обнаглевшему арбалетчику, но Канта чуть сжала пальцы на руке мальчишки, и тот успокоился.
— Еще не сегодня, — сказала Канта. — Я знаю. У меня еще есть время съездить в Овраги, принять первые роды у Светлой и вернуться. Не беспокойся за меня, Власт.
— Вы на ступеньках поосторожнее, — стражник и сам бы проводил госпожу по скользким ступенькам из башни во двор, но и его милость, и Коготь, будь он трижды неладен, грозились наказать каждого, кто отойдет с поста пусть хоть на шаг.
— Я буду очень осторожной, — пообещала Канта. — Очень-очень…
Сани стояли напротив ворот, пять оседланных лошадей были привязаны к коновязи рядом. Стражник от ворот что-то крикнул, из деревянной будочки выбежали воины, назначенные на сегодня сопровождать ее милость.
Прежде чем вскочить в седло, каждый подбегал к Канте, кланялся и здоровался. Госпожа отвечала, улыбаясь с искренней теплотой.
Ей помогли сесть в сани, укутали медвежьими шкурами, неоднократно спросили, не жмет ли где и не холодно ли. В общем, как всегда перед выездом.
Канта оглянулась на окно спальни, на всякий случай помахала рукой. Она запретила мужу каждый раз провожать
— Ты выглядишь смешным, — сказала Канта, целуя его в лоб. — Такой испуганный наместник получается, бегает, как привязанный, за юбкой жены…
Пажа заставили надеть овчинный тулуп, ткнули в бок кулаком, пока Канта отвернулась, — мальчишка собирался ехать в плаще поверх куртки. Он с утра вообще требовал себе коня и никак не соглашался ехать в одних санях с госпожой.
Рядом с возчиком сел паренек лет тринадцати из тех самых Оврагов. Вчера почти уже ночью прибежал он в замок и рассказал, что его сестра, Светлая, собралась рожать, что ночь-то она потерпит, говорила мама, а к полудню, по всему похоже, рожать будет…
Ворота со скрипом открылись, вначале выехали всадники, за ними — сани.
Канта закрыла глаза.
Сани ехали гладко, без толчков и рывков, дорога до Слободы была наезжена, а за ночь ее присыпало снегом. Ветра не было, и мороз почти не чувствовался.
Возчик что-то напевал себе под нос, всадники переговаривались вполголоса. Птицы еще молчали.
Канта оглянулась на замок — несколько факелов трещало над черной стеной, в донжоне все окна и бойницы были темными, только на самой верхней площадке между зубцов горел факел.
Наверное, солнце уже встало довольно высоко, но из-за низких туч его не было видно. Стены замка сливались со скалами, скалы, казалось, срослись с тучами…
Гартан все еще боится ее отпускать из замка. Раньше он вообще требовал, чтобы ее охраняло не меньше десятка воинов, и лишь совсем недавно согласился на пятерых. Не потому, что меньше опасается, нет, просто у него не хватает людей.
Раньше Канта тоже боялась. Скрывала свой страх от мужа, чтобы тот не запретил ее выезды. Но после того как погиб инквизитор, а останки его отряда нашли у Пожарища, бояться Канте стало некого.
Всего один раз видела Канта брата Фурриаса, но этого ей хватило, чтобы несколько раз вскакивать на постели в холодном поту. Она сказала Гартану правду — от инквизитора разило угрозой. Смертельной угрозой.
Она так и не увидела его глаз, но почувствовала холодный огонь его взгляда на своем лице и не могла забыть этого мерзкого ощущения. Еще она боялась Барса. Сама не знала почему, но еще тогда, у креста, кто-то словно прикоснулся к ее сердцу холодными пальцами. Канта искренне пожалела Барса, хотела напоить вином из своей фляги, но, съезжая с холма, все время чувствовала, как что-то идет рядом с ней. Что-то холодное, невидимое и опасное.
Фурриас убил Барса, наемники убили Фурриаса, и теперь Канта никого в Долине не боялась. Она даже рожать не боялась. Сколько она уже приняла детей? Два десятка? Три? Канта не считала. Теперь она делала все необходимое, не задумываясь, руки сами подхватывали новорожденного, перевязывали и отрезали пуповину…