Проклятие валькирии
Шрифт:
Воительница, похоже, не удовлетворилась его ответом. Тихо фыркнула и встала.
– Надеюсь, ты скоро поправишься, - поговорила она так, словно на самом деле желала ему немедленно потонуть вместе со всем кораблём.
А после развернулась и ушла к корме. Только женщины умеют обижаться на что-то, выдуманное ими же. Но ничего, отойдёт. Ингольв вытянулся на своём твёрдом ложе и уставился в небо, проткнутое мачтами, словно копьями.
Пронесся эхом последний приказ отчаливать. Натужно ухнули воины, скопом толкнув драккар с мелководья. Тот вздрогнул, словно разбуженный дракон, шаркнул килем по дну и медленно поплыл прочь от берега.
На
Устав неподвижно смотреть, как вместе с драккарами на юго-восток плывут облака, Ингольв уснул под мерный плеск вёсел и поскрипывание корабельной обшивки. На удивление, ему ничего не снилось, только будто бы тихим отзвуком проносились в голове обрывки предсказания вёльвы. И казалось ещё, что в боку, там, где остались вырезанные Асвейг знаки, засело несколько острых шипов. Они впивались глубже, стоило лишь шевельнуться. И он чувствовал девчонку, будто она сидела рядом и деёргала его за накинутую на шею привязь.
Проснулся он, когда прошуршал по дну корабля песок. И тут же гомон десятков голосов заглушил мерный шелест леса и шёпот прибоя. Топот ног по сходням пробудил Ингольва окончательно. И в следующий миг кто-то потряс его за плечо.
– Эй, дружище!
– раздался голос Эйнара и едва не разбил голову на осколки.
– Так и будешь тут валяться, как дохлая сельдь?
Ингольв с неудовольствием открыл глаза.
– Вот честно, лучше б подох, чем снова видеть твою смазливую рожу, - проворчал он, за что получил несильный удар кулаком в здоровый бок.
– Хорошо, что ты жив, иначе мне пришлось бы проткнуть себя мечом, чтобы последовать за тобой, - скалясь, вздохнул Эйнар, но его лицо вдруг стало серьёзным.
– Я ведь не поверил, когда до нашего корабля долетела весть, что ты погиб. А ты вон жив. И почти здоров. Как же та девчонка?..
– Я не знаю.
Побратим оглянулся вслед прошедшим мимо воинам, а после склонился ближе.
– Что ты Мёрд наговорил? Она мне сейчас встретилась, так чуть взглядом не убила.
Ингольв с трудом сел и вскинул ладони, жестом говоря, что он тут ни при чём. Эйнар понимающе усмехнулся: уж он как никто другой навидался самых разных женщин, а сколько раз они на него обижались - и не сосчитать.
Все быстро сошли на берег. Отвели туда и всех пленников, и тут же, пока не совсем стемнело, воины принялись разводить костры, чтобы чуть обсушиться да погреться после почти целого дня в море под солёными брызгами и ветром.
Ингольв, собираясь с силами перед каждым движением, всё же встал, добрёл до мачты и, едва не споткнувшись о “мачтовую рыбу”, схватился за неё.
– Тебе помочь?
– участливо окликнул его Эйнар.
– Нет. Справлюсь уж.
Переведя дух, он пошёл дальше, радуясь, что корабль стоит на мели и не качается. Каждый шаг отдавался болью в спине, где чудесными силами Асвейг уже заживала рана. Снова отринув предложение помощи, он спустился на берег. Многие там уже укладывались спать, едва развернув палатки. Кто-то ещё сидел у костра. Хёвдинги назначали дозорных для наблюдения за пленниками на ночь из своих команд.
Ингольв сел у огня, но байки и разговоры о прошедшем 8 Гокстаде дне пролетали мимо его ушей, а вскоре и вовсе начали раздражать. Многое нынче деялось из того, что не должно было. А конунга Фадира в городе, как оказалось, вовсе не было. Он несколько недель назад уехал на вейцлу[2] по принадлежащим ему землям. Его возвращения не ожидалось до самой весны. Ничуть не насторожила его, видно, обида Радвальда Белая Кость, не побоялся он оставить своё поместье без должной защиты. Там воины поживились, вестимо, больше всего. Фадир бывал во многих походах и привёз из дальних королевств уже достаточно разного добра. Право первым осмотреть дом конунга принадлежало, конечно, хёедингам и самому Радеальду. Остальные бросились разорять город.
Правду сказать, Инголье, как узнал, что ему не доведётся поквитаться с Фадиром лично, подрастерял пыл. Но всё ж не зря ведь он плыл в Гокстад вместе со всеми, несмотря на предостережение вёльвы.
А вот почти все мужи добычей оказались довольны. Но слушать их стало и вовсе невыносимо. Ингольв, чуть передохнув, встал и пошел вдоль берега. Глянул издалека на кучку пленников, которые пытались уснуть связанными. Их тоже накормили: плох тот хозяин, что морит голодом своих рабов. Из таких обычно выходят плохие работники, слабые и злые. Показалось даже, Ингольв увидел, как блеснул рыжиной на волосах Асвейг отсвет костра.
Вскоре он отошёл от лагеря дальше, едва различая в плотных сумерках границу воды и суши. Он слышал голос моря, вечный и размеренный, слышал шёпот леса, которым порос почти весь остров, за исключением широкой береговой полосы. Но на душе было неспокойно.
И тут впереди, на фоне темнеющей громады утёса, который облизывали пенистые волны, Ингольв увидел белую человеческую фигурку. Будто бы даже женскую. Но вот он подошёл ближе, и она разделилась на две: женскую и волчью. Девушка словно была вылеплена из снега: белые волосы, кожа и платье, в остальном сшитое так, как и у жительниц Скодубрюнне или Гокстада. Даже хангерок поверх него был белым. А на поясе незнакомки висел в ножнах меч, прекрасный и острый, судя по рукояти. Рядом с девушкой и правда сидел волк с необычной светло-серой шкурой. Он внимательно, совсем не по-звериному уставился на Ингольва, а тот встал поодаль, размышляя не сошёл ли с ума в одночасье. Этот острое необитаем, и откуда здесь взяться такой необычной воительнице?
Призрачная дева словно и не заметила его приближения. Всё так же неподвижно она стояла и смотрела в сторону моря, будто разговаривала с ним одними только мыслями. Но стоило сделать ещё несколько шагов к ней, как проговорила тихо, но так отчётливо, точно в самое ухо:
– Ты не должен видеть нас, Ингольв. Почему видишь?
И повернула голову Взгляд светло-голубых глаз пронзил ледяными иглами, неживой, но и не мёртвый. И явно не принадлежащий Мидгарду.
– Кто ты и что здесь делаешь?
– замедляя шаг, спросил в ответ он.
Дева опустила ладонь на загривок волка, погрузила пальцы в густую шерсть, её переставая пытливо его оглядывать.
– Он твоя фюлыъя[3]. И я тоже.
Зверь будто бы согласно рыкнул, на миг обнажив блестящие клыки.
А вот это уже совсем скверно. Либо рассудок помутился после путешествия за грань жизни и смерти, либо всё самое плохое только впереди. Ведь если духи-покровители являются человеку во плоти, значит, скоро он умрёт. Говорят, двум смертям не бывать - но ему уже довелось проверить, что это не так. Ингольв даже не нашёлся больше, что на это сказать. Но, поразмыслив, предположил: