Проклятие виселицы
Шрифт:
— Вода? — непонимающе переспросила Элена.
— Ты что, до сих пор ей не сказал? — возмутилась Матушка. — О чем вы тут болтали, черт возьми? Мастер Рафаэль пришёл, чтобы забрать тебя.
Элена отшвырнула плащ, глаза вспыхнули яростью.
— Идти с ним? Я не могу с ним идти! Я не хочу! Ты не знаешь, что он сделал.
Матушка так же решительно опять набросила плащ на неё.
— Значит, ты собираешься оставаться здесь? Ты только что напала на самого могущественного человека в этих краях, ранила его, позволила ему узнать себя, а теперь будешь сидеть и ждать, когда он придёт за тобой? Но только
— Тебе не о чем волноваться, я не подвергну тебя опасности, — Элена вызывающе вздёрнула подбородок. — Я покину твой дом, но одна. Не вместе с ним, ни за что.
— Смело сказано, дорогая. И что же ты станешь делать одна? Даже если допустить, что ты сумеешь не попасться, когда полстраны тебя ищет и за тебя назначена плата, как же ты собираешься жить? Просить подаяние или торговать собой в переулках какого-нибудь грязного городка? Ты думаешь, здесь с девушками обходятся несправедливо, но подожди, тебе ещё придётся обслуживать вонючих пьяниц и мерзких жуликов, которые не могут себе позволить девушку из борделя. Когда тебя трахнут под забором и дадут пинок вместо монеты, когда остаток ночи ты будешь спать голодной на кладбище — вот тогда ты поймёшь, каково это, быть одной.
Слова Матушки были жестокими, но сделали то, для чего предназначались — вернули Элену к реальности. На мгновение она погрузилась в отчаяние, но потом вспомнила то, что скрывалось где-то в глубинах сознания. И она отчаянно ухватилась за это.
— Мы должны рассказать. Рассказать, что сделал Осборн. Тогда арестуют его, а не меня.
Рафаэль и Матушка переглянулись, как будто она заговаривается.
Элена обернулась к Рафаэлю.
— Помнишь, я рассказывала, как подслушала в поместье разговор о корабле и французах? Я знаю, кто это был, знаю, кто говорил в той спальне.
— Я уже знаю, — устало сказал Рафаэль. — Это был Хью, но...
— Нет, нет, не он. Это Осборн. Я должна была узнать его голос на суде, когда сын... но я была слишком расстроена, чтобы подумать об этом.
Рафаэль изумлённо смотрел на неё.
— Ты ошибаешься. Осборн — человек короля. Предателем был Хью. Спустя столько месяцев ты вряд ли могла бы припомнить тот голос.
— Я не помню голос, — сказала Элена. — Но сегодня вечером, когда Осборн узнал во мне свою беглую крестьянку, он сказал, что знает — я та девушка, которую он видел убегавшей от двери. Он решил, что я пришла просить денег за молчание о том, что услышала.
Рафаэль быо ошеломлён.
— Всё это время я думал... но это был не тот брат.
Матушка фыркнула.
— Это объясняет, почему Осборн так старался вернуть Элену, — она обернулась к девушке. — Но, дорогая, боюсь, тебе это не поможет. Только увеличит опасность. У тебя нет никаких доказательств, только то, что Осборн сказал тебе, а он будет всё отрицать. И теперь он еще настойчивее будет пытаться заставить тебя замолчать навсегда.
В свете свечей лицо Рафаэля было бледным и измождённым.
— Элена, прошу, поедем со мной. Дай мне попытаться искупить вину перед тобой. Я буду тебя оберегать, обеспечивать и поддерживать, чтобы ты ни в чём не нуждалась, сделаю всё, что смогу. Знаю, моё тело тебе отвратительно. Я всегда это знал,
Тальбот сунул голову в дверь.
— Матушка, если они сейчас не уйдут, можно и вообще не ходить.
Матушка кивнула. Не дожидаясь ответа Элены, она сунула ей в руки узелок и решительно вытолкнула за дверь. Через минуту Элена уже торопливо спускалась по лестнице за Рафаэлем, даже не понимая, согласилась она или нет.
За дверью Матушка схватила обоих за руки и быстро повела через спящие улицы. Она шла между ними, и случайному наблюдателю показалась бы похожей на ребёнка, идущего с родителями.
В этот час улицы были безлюдны. Таверны и пивные опустели. Свечи погашены либо давно догорели, и в слепых окнах не видно ни лучика света. Моросящий дождь покрывал лица крошечными каплями влаги, пропитывая одежду. Элена дрожала. Раф низко держал фонарь, чтобы они могли безопасно миновать открытые сточные канавы и пройти по узким переулкам. Свет фонаря скользнул по глазам нищего, свернувшегося у ворот, и тот заворчал во сне, отвернулся и крепче обхватил себя руками, укрываясь от холода и дождя. Морщинистое желтоватое тело влажно поблёскивало сквозь дыры в его тряпье, грязные пальцы босых ног скрючились от холода.
Три странные фигуры поддерживали друг друга на скользкой брусчатке, фонарь подсвечивал ноги таинственным жёлтым ореолом, но лица оставались в темноте. Через голову Матушки Элена бросила взгляд на длинную фигуру, плетущуюся рядом с ней. Голова и плечи сгорблены, как у пленника, направляющегося на виселицу.
Элена до сих пор не имела понятия, что собирается делать. Она не могла простить того, что он сделал с ней. Однако, хотя она говорила себе, что ненавидит его, она понимала желание разделить с кем-то самые страшные тайны. Кому можно позволить видеть тёмных чудовищ, живущих внутри тебя? Только тому, кого по-настоящему любишь. Элена знала, что Рафаэль ее любит. В глубине души она всегда это понимала. Но он же её использовал. Совершил насилие, куда худшее, чем Рауль или Хью — они касались лишь тела, а не души. Он сделал её виновной в преступлениях, которых она не совершала и никогда не смогла бы совершить. И всё же кровь того младенца и монаха теперь на её руках, и ей придётся целую вечность нести за них наказание, как и ему... им обоим. Страх так велик, что она не могла даже думать, что это значит. Если хоть на мгновение позволить себе сосредоточиться на том кошмаре, она просто сойдёт с ума.
Элена знала одно — ей хотелось бы оказаться за сто морей от Рафаэля. Однако, она понимала, почему он так страдал от потери Джерарда — больше никто не разделял страданий Рафаэля, и никто не мог понять ужаса, который он видел. Кроме Джерарда, а теперь и неё. Даже если искать всю жизнь, ей ни с кем это не разделить — как сможет даже самый верный любовник понять образы, навсегда оставшиеся в её памяти, ужас и отвращение в её сердце? На такое способен лишь тот, кто сам несёт всё это внутри себя.