Проклятие волков. Век нерешительности. Рассказы
Шрифт:
— забраковать и выбросить всю порцию, учитывая состояние жидкости на линии;
— изолировать и отвести всю порцию через резервную магистраль;
— принять немедленные меры для устранения неполадок.
Сложный дисплей и сложные модуляции сигналов на входе можно было принимать мгновенно, оценивать, и они помогали выработать нужное решение без всяких помех со стороны интеллекта, его человеческие качества тоже не были помехой.
Да и был ли он-оно все еще живым?
Вопрос был лишен смысла: он работал. Он, фактически, был отличной машиной. И Пирамиды неплохо
Какое-то время он функционировал — до того момента, когда требующийся запас протопорфина IX превышался на достаточный коэффициент безопасности, что делало дальнейшее производство ненужным — на несколько минут или месяцев. В эти периоды он был счастлив (Он был запрограммирован так, чтобы ощущать себя счастливым, когда в процессе не возникало неисправимых неполадок.) В конце этого периода он отключался, посылал сигнал, что задача выполнена, и его клали в сторону в состоянии, аналогичном состоянию глубокого замораживания, для того, чтобы перепрограммировать его, когда понадобится другой Компонент.
Да, Пирамидам было абсолютно неважно, является ли данный конкретный Компонент Гражданином или Волком.
9
Роджет Джермин из Вилинга, Гражданин, поймал себя на том, что думает о Глене Тропайле гораздо больше, чем ему бы хотелось.
Было неприличным, что мысли Гражданина все время возвращались к пойманному Волку. Это было даже непонятно. Именно в это время он должен был посвящать подобающую часть мыслей — фактически почти все свои мысли — работе, потому что именно сейчас его профессия банкира требовала большой ответственности, но и приносила много радости.
Так бывало всегда в первые недели после рождения Нового Солнца. В это время даже самый здравый Гражданин мог позволить себе вволю помечтать. Следующие шесть месяцев, когда первый большой урожай уже был в закромах, а вторые самые ранние плоды уже созревали, были временем, когда банкиру следовало быть чрезвычайно умеренным. Экономия была тогда требованием дня. Поэтому Джермин обычно деликатно напоминал своим клиентам, почтительно советовал им экономить, а не тратить, брать в долг только тогда, когда возникала крайняя необходимость. Экономить, откладывать на то трудное время, которое наверняка ждет их.
Затем постепенно приближались трудные времена. Урожаи уменьшались. Тогда Джермин вынужден был пытаться более чем когда-либо найти слова, подобающе обтекаемые и вежливые, чтобы отговорить вкладчиков брать свои сбережения до того момента, когда возникнет необходимость.
Затем Старое Солнце начинало умирать, и урожаи становились совсем ничтожными. Это было долгое время, когда сбережения медленно таяли. Если можете, растяните их, обычно говорил он так убедительно, как мог настоящий Гражданин. Сделайте так, чтобы их хватило надолго. Всегда имейте что-нибудь про запас на вашем счете. Ибо, если вы будете тратить слишком много и слишком быстро, вы не
А потом обычно рождалось Новое Солнце, и мир расцветал вновь. Вот как сейчас. И если Джермин хорошо делал свою работу, его банк обычно еще имел деньги для ссуд — финансировать новые предприятия — распахивать новые угодья — надеяться.
Для банкиров это было лучшее время, так же как и для всех остальных. Это было единственное время, когда каждый вообще отваживался надеяться.
Итак, когда однажды вечером Джермин пришел домой, он был чрезвычайно доволен своей работой и миром, в котором он жил. Он обдумывал слова тихого ликования, которые он скажет жене, чтобы поделиться своей радостью. Он открыл дверь.
Ликование было непродолжительным. Он украдкой рассматривал жену, не желая верить тому, что подсказывали ему разум и факты.
Возможно, события последних нескольких дней повредили ее рассудок, но он был почти уверен, что она тайно съела порцию вечерней еды в служебной комнате, прежде чем позвала его к столу.
У него была уверенность, что это лишь временное отклонение. В конце концов, она — Гражданка, со всем, что из этого следует. Такое существо, как эта Гала Тропайл, например, или кто-нибудь вроде нее, мог бы хитро и коварно украсть дополнительную порцию. Долгие годы жизни с Волком не могут не наложить свой отпечаток. Но Гражданка Джермин не такая.
В дверь тихо постучали три раза.
Помяни черта, очень к месту подумал Джермин, потому что это была та самая Гала Тропайл. Она вошла, низко опустив голову, почерневшая, изможденная и… и хорошенькая.
Он начал официально:
— Я приветствую тебя, Граж…
— Они здесь, — прервала она торопливо, голос ее выражал отчаяние.
Джермин заморгал.
— Пожалуйста, — молила она. — Сделайте что-нибудь! Это Волки!
Гражданка Джермин испустила сдавленный крик.
— Ты можешь уйти, Гражданка, — коротко сказал ей Джермин, уже подбирая в памяти слова Мягкого Порицания, которое он выскажет позже. — Итак, что ты говоришь насчет Волков? — Он с горечью осознал, что его слова почти так же отвратительно прямолинейны, как и ее. Его жена и жена Тропайла полностью разрушили приятное ощущение от дня, проведенного в банке.
Гала Тропайл, как безумная, села в кресло, которое освободила хозяйка. (Села без приглашения! Даже не на стул для гостей! Как далеко зашла эта женщина!)
— Глен и я убежали от вас, — мрачно начала она, — после того, ну, знаете, после того, как он решил, что не хочет приносить Жертву. После того, как он сбежал из Дома Пяти Правил. Одним словом, мы убежали как можно дальше, потому что Глен сказал, что нет причины, почему он должен тихо сидеть и позволить всем вам убить его лишь потому, что он взял себе кое-что. — Джермин содрогался, слушая этот кошмар, но то, что она сказала потом, заставило его выпрямиться от шока. — А потом — вы не поверите, Гражданин Джермин, — а потом, когда после дня пути мы остановились отдохнуть, прилетел самолет!