Проклятие зеленоглазое, или Тьма ее побери!
Шрифт:
– Ты не понимаешь… – простонала в воздух, в итоге заматываясь в длинный походный плащ с эмблемой, который волочился за мной по полу. Чувствовала себя «малышкой Эйви», решившей тайно примерить отцовские вещи. – Он! Решит! Подзарядиться!
– Если это добровольно и по любви…
– Я знаю, к кому он пойдет, – слезы некстати встали в глазах, едва на меня обухом снизошло запоздавшее озарение. До чего же жестоко! – К Риссе. Ректор пойдет к Риссе. Она с первого курса по нему… Все мы немножко… Но она сильнее. И, видимо, до сих пор.
Данн встал с кресла,
– Нельзя этого допустить, – бормотала, растирая мокрое лицо. – Потому что иначе… Она не справится с этим. Да никто с таким не справится, Даннтиэль!
Он потушил камин щелчком пальцев, вырвав из меня ошеломленный «ох». К этому еще привыкать и привыкать, да…
– Хорошо, – нахмурился Рэдхэйвен. – Раз тебе хочется, чтобы пришел бог и решил все проблемы… Придется воспользоваться семейными связями.
– Мы ведь не будем звать твою маму? – уточнила настороженно.
– Будем. Еще как будем, Эйвелин. Пускай исправляет ошибки прошлого, – великодушно «разрешил» недощипанный бог, и нас снова поглотила чернота.
***
– Подержи, пока она очередной разрыв не устроила, – Миэль сунула мне в руки птицу с чудным золотым оперением, и та нервно завозилась в новой обстановке.
– Это какое-то священное животное? – настороженно погладила сверкающие перышки. – Чья-то божественная ипостась?
Тьма, Аримиэль-Августа, Миэль, Имира… Я уже не знала, как к ней правильно обращаться. Поэтому никак не обращалась. «Мамой» звать точно не буду, даже после свадьбы!
– «Ипо»-что? Нет, это несносное крикливое создание, которое ночами клюет крекеры, – сирра Рэдхэйвен, которая «немножко Тьма» (самую капельку!) закатила красивые глаза. – Временами ворует темные души, заваливает всю изнанку бесполезными кристаллами, периодически устраивает разрывы… Делает «тыгыдык» по ночам похуже вашей каффы… У вас таких называют фамильярами, да?
Пернатая любительница «тыгыдыков» закурлыкала так звонко, что у меня заложило уши. Птица была довольно компактной, если не считать необъятного хвоста, свисавшего аж до пола. Всем прочим телом походила на обычную квахарку. Но ее сверкавшие золотом глазки внушали некоторый трепет.
– Питомец. Питомец Тьмы, – выдохнула ошарашенно, разглядывая слепящее оперение.
Почувствовала, как в ладонь упало что-то круглое и… джантарик напоминающее. Что-то я даже думать не хотела, откуда оно вылезло!
– М-да… «питомец». Не смотри на размеры, на изнанке она имеет привычку увеличиваться, – Миэль деловито поправила черную блузку и пошла по академическому коридору следом за Даннтиэлем.
Процессия наша порядочно растянулась. Мой божественный рабовладелец шел первым, безошибочно прокладывая путь. Следом величаво плыла его мамаша. Я топала за ней, поглаживая нервную птичку и подметая ее золотым хвостом пол.
Позади тащился Рок, страдальчески подвывая: мать и сын сошлись во мнении, что ему надо почаще бывать на изнанке. Пока он совсем не «очеловечился» и не нахватался дурных манер.
– Ты мог бы и сам… – Миэль в который раз надеялась вывести Даннтиэля на «важный разговор», но тот вновь и вновь пресекал попытки. – Ты ведь теперь…
– Нет. Я хочу, чтобы Найджел получил то, чего так желал. Пусть сияет, – проворчал тот сквозь сжатые зубы.
– Тогда дай ему взять жертву, всего-то! – фыркнула леди Тьма, и я ускорила шаг.
– Нет, – вновь односложно отрезал тот. – Тебе жалко?
– Для тебя – никогда не жалко, – она передернула плечами.
– Мне это не нужно.
– Но ради этого… склизкого… воришки… переводить…
– Переведешь, – строго выдал тот.
– Они на земле не валяются!
– Валяются, валяются… Половина Эррена завалена этим добром.
Потеряв нить беседы, я устремилась взглядом вперед. К главной башне ректорского корпуса. Именно там, немногим ниже смотровой площадки, была спальня «красавчика Керроу». О чем знала каждая уважающая себя первокурсница.
В отличие от Фенриссы и Галлатеи, я в ней ни разу не бывала. А вот девочки пару раз в год стабильно «тревожили» сира ректора в неурочное время. Чтобы сноровку не потерять и на синие банные полотенца полюбоваться.
Сейчас полотенец на нем не было. А они, видит Тьма, Керроу совсем бы не помешали!
– Эйви?! – взвизгнула Рисска, прячась под одеялом. Глаза ее становились больше с каждой секундой. И с каждым новым вошедшим в не такую уж просторную спальню.
Я вызвалась зайти первой, потому как, в отличие от Данна, его матушки и их туманного приятеля с хоботком, выглядела относительно прилично. Может, и глупо – в этом безразмерном плаще и с крикливой золотой квахаркой в руках, – но хотя бы не жутко.
– Рисс, вылезай скорее, – я поспешно сунула птичку Рэдхэйвену, а сама подбежала к постели, игнорируя совсем-не-одетого-ректора. – Давай, давай, живее. Пока тут все не бабахнуло.
– Найджел не делал ничего дурного, – оправдывала она мерзавца, словно к ним в спальню представители Королевского образовательного совета завалились. А не Тьма, морок и один недощипанный полубог. – Я сама пришла… сама, Эв!
Подруга, к моему облегчению, была одета чуть лучше, чем Керроу. Но я все равно замотала ее в плащ Даннтиэля. Сжавшаяся в комок Рисска утонула в нем еще сильнее меня. А я, начав подмерзать, пришла к запоздалой мысли, что рубашки у Данна могли быть и подлиннее. Скажем, до колен. Или до пяток.
– Да какого ж Варха? – простонала подруга, растерянно обозревая незваных гостей.
– Это просто огхарреть насколько длинная история, – прошипела ей на ухо, отводя к стенке. – Если одним словом, то «трения» у Керроу сегодня не будет. Ни с тобой, ни с еще какой-нибудь первокурсницей.
– К-какой еще первокурсницей? – поперхнулась Рисса, поправляя разлохматившиеся светлые кудряшки, и поглядела на ректора как-то по-новому.
– Да мало ли их у него? Он запасливый! – я развела руками, вспомнив, что он и меня пытался запереть в чулане. Оставил на черный день.