Проклятие зеленоглазое, или Тьма ее побери!
Шрифт:
– Подзарядился не на шутку! – хрюкнула Тейка, подзывая к себе сонную каффу и заматываясь с ней в одеяло.
Я тяжело бухнулась затылком в подушку и уставилась в темный потолок, твердо осознавая, что ни гхарра я сегодня опять не засну. Во-первых, потому что боюсь возвращения снов с участием черноглазого мастера проклятий… Во-вторых, видит Варх, до утра буду думать о «трении». И всяких разных смыслах.
Вейн мне напрямую никогда не говорил про близость. По взглядам я понимала, конечно, что он давно не против, но… Мы и целовались-то по-серьезному лишь
Оно, к неудовольствию Риссы и восторгу Ровейна, обладало обратным эффектом и на полчаса полностью отключало мозг. Я про тот случай мало что помню, поэтому для меня наш «первый» был на полигоне.
Однажды, проходя мимо раздевалок природников, я услышала, как над ним посмеиваются товарищи. Мол, «связался с недотрогой, ходи теперь и мучайся, пока все не отсохнет». Вейн послал их к гхарру в филейные закрома. А мне стало неловко. Не хотелось быть виноватой в том, что у кого-нибудь что-нибудь отсохнет. Даже думать не хочу, что именно.
Может, я и правда «вымирающий вид»? И через десять лет буду носить круглые очки и туфли с квадратными носами, размножая «квахаров» на немытой голове?
– Рисс, а ты… с кем-нибудь… уже? В смысле трения? – прошептала, старательно глядя мимо зевающей подруги. Она тряхнула кудрями в нервном отрицании и зарделась пуще прежнего.
– А ты? Хотя могу догадаться… Вейн с тех пор, как бал перенесли, такой кислый ходит, словно у него любимый альта-цитроновый пудинг отобрали, – заулыбалась Фенрисса лукаво. – Кстати, Элодия собирается пригласить Диккинса на бал… Даже платье в его любимой песочно-земляной гамме приготовила.
– Он природную зеленую любит.
– Эв… Он тебя любит, потому и терпит. А стихия его – земля.
Рисса права, да. Я об этом вечно забываю, потому что Диккинс не возражает против моих цветов. Он вообще невыносимо терпеливый друг: я бы от себя давно сбежала.
– Элодия перебьется, – фыркнула, осознав, что такие парни на дороге не валяются. И на следующий год я вполне могу уступить ему выбор цвета. Земля так земля… Не фарфоровая.
Бал.
Я зажмурилась, чтобы не видеть темные пятна на потолке, отчаянно напоминающие глаза одного обнаглевшего квахара. Того самого, что запретил мне идти на бал с Диккинсом и заморозил наш проект еще на старте.
– Эйви, ты чего? Плачешь, что ли? – пробубнила Рисса из темноты, когда я всхлипнула громче, чем планировалось.
– Насморк замучил, – шмыгнула носом и спрятала лицо в подушке.
Наличие официального, задокументированного жениха касалось и Вейна тоже. Мой среднестатистический принц мог пострадать. Рэдхэйвен из тех, кто пройдет по головам, добиваясь желаемого. Не погнушается наслать какую-нибудь мерзость на моего друга. То есть парня. То есть…
Ой, к Тьме!
Этот линялый гхарр от меня никакое «топливо» не получит. Ни трением, ни каким-либо иным путем.
Не представляю, как, но я вылезу из этой рабской петли и вернусь к своей нормальной, скучной и предсказуемой жизни. В которой есть место для бытовых плетений, анжарских садов и усредненных терпеливых парней, и нет – для проклятых магистров и их больной фантазии.
***
Девочки сладко сопели, а я все ворочалась… и ворочалась… и ворочалась. Лежала с одним приоткрытым глазом, украдкой поглядывая в окно, и подсознательно чего-то ждала.
Наконец это «что-то» размытым силуэтом нарисовалось в небе. Частное судно Ее Величества вернуло проклятого хитанца в Анжар.
Осознав, что теперь уж точно не засну, я встряхнула сонного мизаура, сунула ему в зубы крекер и выбралась с ним в коридор. Если кто и знает, где выделили спальню королевскому мастеру, то это Фидж. Зря, что ли, такие уши отращивал?
– Эйфф... Ночь – не лучшее время чубурахаться по темным коридорам, – проворчал негодник, лениво перебирая мохнатыми лапами по полу.
– Я только и делаю, что где-то чубурахаюсь! – возмущенно топала следом. – Сначала на полигоне почубурахалась, потом на прыгающем судне, потом шесть часов в вояжере… Еще дважды в кабинете у Граймса… Так что давай, топай. И путь показывай.
Меня аж трясло, как хотелось рассказать Рэдхэйвену все, что я думаю о рабском брачном контракте, трении и прочем. И если этот мерзавец откажется слушать или, не дай Варх, дверь мне не откроет…
– Мисс Ламберт? – дверь распахнулась до того, как я поднесла к ней кулак. – Вы так громко топаете, что всех магистров перебудите…
Меня за локоток втянули внутрь темной спальни, оставив мизаура снаружи.
– Ну и что вы так сопите?
– Ничего!
Если правильно поняла, я застала его за попыткой раздеться и приготовиться ко сну. Рубашка была выправлена из брюк и расстегнута на пару пуговиц, ремень болтался двумя хвостиками. А еще Рэдхэйвен был босиком. И почему-то именно это вгоняло в ступор.
Странно для теоретика. Я ведь догадывалась, что пальцы у него есть не только на руках, но и на ногах. Просто обязаны были быть…
– Эйвелин?
Я резко подняла на него ошеломленный взгляд.
– Я ездила домой, – сбивчиво объяснила, забыв всю отрепетированную речь.
Проклятье! Впервые со мной такое. Ни разу на докладах не сбивалась, всегда получала отличные баллы за публичные выступления.
– Я знаю. Я сам вас туда отвез, – Рэдхэйвен потер уставшее лицо, требовавшее подушки. Тени под его глазами стали отчетливее, так, словно за два выходных королева его прилично вымотала.
Точно… Ее Величество. Дела короны, юбки, неожиданности… Злость потихоньку возвращалась, забивая собой смущение.
– Ваш отец объяснил, насколько глубоко вы влипли с нашим договором?
– Объяснил, – буркнула, старательно хмурясь.
– И что вы об этом думаете? – Рэдхэйвен поглядел на меня странно. Будто опасался ответа, но в то же время отчаянно его ждал.
Что я об этом думаю? Ему правда интересно? Вспомнились все аквелукские ругательства разом, и я так сразу не определилась, которому отдать предпочтение.