Проклятие зеленоглазое, или Тьма ее побери!
Шрифт:
Пусть Рэдхэйвен в полной мере осознает, что такое «девица из Аквелука» и с чем это сомнительное блюдо едят… Авось прямо тут и подавится. Овдоветь до свадьбы – идеально.
– Мисс Ламберт, не думаю, что мое присутствие там уместно, – он брезгливо покосился на танцевальный круг, по которому скакали мои однокурсники. – Эти дикие звуки…
Музыка стала громче, грозясь разорвать барабанные перепонки, и Рэдхэйвен поморщился.
– Разве я не в своем праве? – недоуменно вздернула бровь, подталкивая его вперед. Еще пара шагов – и нас закружит
– Я вам потом расскажу, Эйвелин, – протянул с угрозой и сжал мои пальцы своими. – Какой положено…
А может, и не лучшая это была идея. Но поздно: нас подхватило взрывной волной и потащило вперед, в самую гущу скачущих тел.
Старинный анжарский танец больше напоминал коллективный припадок, в котором то и дело нужно было подпрыгивать, задирать ноги и громко вскрикивать. Если Долия не соврала, такими плясками по весне призывали урожай. Или другое плодородие, супружеское… Варх его вспомнит. Что-то точно призывали!
– Шустрее, сир Рэдхэйвен, иначе нас затопчут, – запыхавшись, поторапливала мастера. – Вам что, гхарр на ногу наступил?
– Эйвелин… – сопел сердито, явно записывая мне в долг еще сколько-то там смыслов.
Мое черное-золотое, до безобразия элегантное платье непристойно взмывало вверх, стоило задрать колено или подпрыгнуть. Струящаяся ткань легко поднималась и опускалась, заставляя лицо столичного сноба то темнеть, то бледнеть. То вовсе сползать в сторону пола.
– Расслабьтесь, сир рабовладелец. И попробуйте получить удовольствие, – фыркнула, продолжая скакать ужаленной самкой гхарра в месиве студенческих тел. С энтузиазмом знакомя хитанца с древними анжарскими обычаями.
– Дикарка, – проворчал мастер, подкидывая меня синхронно с соседними ребятами.
Лети рядом заливисто хохотала, приземляясь прямо в руки Джи-Роуза. И я тоже улыбнулась. Ну какая я дикарка, ей Варху? Самый скучный теоретик на курсе, фанат бытовых плетений и жизни без потрясений. С легко прогнозируемым будущим в виде квадратных носов, сияющей ауры и «квахаров» на голове.
Музыка не сбавляла темп, и моя спина уже взмокла под драгоценной тканью. Волосы сбились, щеки пылали… Зато я больше не мерзла.
В жар бросало от одного взгляда на Рэдхэйвена, не отводившего глаз от моих ухмыляющихся губ. Мрачного и сосредоточенного, как сгусток отборной тьмы. Наверное, ровно в этот момент он начал догадываться, что с «приручением» возникнут проблемы.
Музыка резко оборвалась, и проклятый магистр издал тихий стон облегчения. А потом глянул на меня так, что я уменьшилась в размерах. Раза в два минимум.
На лице хитанца отразилось острое желание меня покусать. Потом повсеместно ощупать с пристрастием. И в финале наградить десятком заковыристых проклятий. Прямо сейчас, не стесняясь Керроу, в пух и прах разносившего своевольный оркестр.
Не дожидаясь, пока мой «жених» от теории перейдет к практике, я ломанулась через весь зал в темный коридор.
Уффф…
На бегу, пробираясь сквозь толпу попритихших студентов, отметила, что Диккинса нигде не видать. И трехтонное чувство вины склонило плечи к самому полу. Тьма!
В теории я знала, как вести себя правильно. В смысле отношений с парнем, который немножко друг. Или с другом, который временами парень. Но на практике вечно все шло наперекосяк.
Стоило, конечно, и напиток для приличия пригубить, и на «анжарскую польку» с Вейном согласиться. Тем более, что рабовладелец сжалился и дал добро. И какого гхарра я опять к Рэдхэйвену потопала?
– Ты Вейна не видела? – спросила у Килиры, тяжело дыша после припадочного танца.
– Видела, Эв, но…
– Где?
– В магистерском корпусе, он шел к статуе Имиры, – повела плечом Кили, и я сделала резкий разворот в указанном направлении. – Слушай, ты бы не…
Я стремительно удалялась от Килиры, шурша юбкой по холодному полу. И наконец пышное сияние праздничного зала сменилось темнотой и тишиной.
Кому придет в голову шататься по учебным корпусам, когда в главном проходит Бал Варховых даров? Только «зануде Ламберт». Кому ж еще?
Диккинс обронил еще на первом курсе, что абы с кем к статуе Имиры никогда не пойдет. Что готов бродить по коридорам «одиноким грикхом» и ждать «ту самую крикетку» столько, сколько нужно. Ухмыльнулся тогда и щелкнул меня по носу. Но в голове крутилось какое-то плетение, и я не стала уточнять, о ком речь.
Позже поняла, конечно. А в этом году он открыто сказал, что будет терпеливо ждать за статуей Имиры меня. Фигурально. Образно. Имея в виду мою готовность к… «самым разным смыслам» и всему такому.
И я вроде как почти приготовилась. Смирилась с неизбежным. Даже собиралась туда с ним пойти – не образно, а прямо по-настоящему. Ногами.
А вдруг Ровейн и правда стоит в том темном коридоре, как «одинокий грикх», и отмораживает себе все, что на улице не успел? Ждет глупую крикетку, решившую записаться в вечные теоретички?
Далеко позади раздавались еще чьи-то гулкие, тяжелые шаги, словно по коридору шло двое или трое мужчин. Они переговаривались, и мне вновь померещился голос Рэдхэйвена. Но это обычное дело. Он мне все время мерещится.
До статуи Имиры оставалось несколько метров, но я уже отсюда приметила силуэт. Необычный, о четырех ногах и примерно с таким же количеством рук, диковинно переплетенных. Сердце испуганно трепыхнулось, но забилось вновь. Это вовсе не очередная тварь изнанки с извилистыми щупальцами. Просто парочка, решившая пообниматься.
Из-за светлых волос, торчащих во все стороны, так сразу было и не понять, где Вейн, а где Элодия. Но сделав еще несколько шагов и хорошенько проморгавшись в коридорном мраке, я нашла выдающиеся плечи. Они были слева и по ним ползали ноготки Элодии, легонько поцарапывая.