Проклятое клеймо
Шрифт:
Шуберт: В августе 1941 г. я лично утопил двух заключенных. Я запер их в душевой, наполнил водой ванну для ног и затем утопил их поодиночке.
Прокурор: В какие годы вы принимали участие в расстрелах?
Шуберт: С 1939 по 1942 г.
Прокурор: Сколько человек вы расстреляли?
Шуберт: С 1939 по 1942 г. я расстрелял 30 немецких граждан.
Прокурор: А других?
Шуберт: 9 ноября 1940 г. я принимал участие в расстреле 33 поляков.
Прокурор: Сколько было расстреляно русских пленных?
Шуберт: Насколько я знаю, в 1941 г. были расстреляны 13 000 русских военнопленных.
Прокурор:
Шуберт: Разумеется, принимал.
Прокурор: Участвовал в них Фикер?
Шуберт: Так точно, надзиратель Фикер также участвовал в этом.
Прокурор: В чем заключалось это участие?
Шуберт: Участие заключалось вот в чем: я видел, как Фикер приводил из лагеря заключенных, был в помещении блока, где проводились расстрелы, находился в приемной и в комнате, замаскированной под кабинет врача, я видел его также в комнате, откуда производились выстрелы.
Прокурор: А кто направлял заключенных в так называемый кабинет врача?
Шуберт: 5000 я направил лично.
Прокурор: Следовательно, что касается 5000, то вы лично участвовали?
Шуберт: Так точно, в этом я лично участвовал.
Прокурор: И вы выполняли функции врача?
Шуберт: Так точно, я был переодет врачом.
Прокурор: Чем занимались вы в кабинете врача, переодевшись в белый халат?
Шуберт: В правой руке у меня был шпахтель !, а в левой— кусок мела. Если у военнопленного были золотые зубы или какие-нибудь другие искусственные зубы, я мелом ставил ему на груди крест.
Прокурор: Сами вы тоже стреляли?
Шуберт: Так точно. 636 русских военнопленных я убил своими собственными руками.
Прокурор: Когда это было?
Шуберт: В период с сентября по ноябрь 1941 г.
Прокурор: Кто еще из надзирателей принимал участие в массовом уничтожении людей? Участвовал в этом Фикер?
Шуберт: Так точно, он тоже участвовал.
Прокурор: А Книттлер?
Шуберт: Для Книттлера это было само собой разумеющееся дело!
Прокурор: Просил Книттлер разрешения принимать участие в расстрелах?
Шуберт: Книттлер однажды сам предложил свои услуги, сказав, что он хотел бы пострелять, а затем и действительно занялся этим.
Прокурор: Какие награды вы, подсудимый Шуберт, получили за вашу чудовищную жестокость?
Шуберт: Я получил «крест за военные заслуги» второго класса, с мечами!».
Читая эти страшные судебные документы, нельзя не содрогнуться. Но, когда думаешь о том, что эти кровавые изверги не только освобождены из тюрьмы, но еще и получают пенсии в Западной Германии, хочется спросить канцлера Аденауэра, уже очень немолодого человека, умеющего читать и писать, прожившего большую жизнь и не сбежавшего из дома умалишенных: неужели ему не ясно, что освобождать из тюрем этих гитлеровских убийц и назначать им пенсии могут только безумцы, клятвопреступники и люди, пренебрегающие общепринятыми нормами морали и права? Неужели ему не ясно, что даже дикари никогда не простили бы таких злодеяний и никогда не позволили бы таким злодеям находиться в своем обществе? Неужели ему не ясно, что, поступая таким образом, боннское правительство совершает акты неслыханного кощунства, которого никогда не простит совесть человечества и его история?
Неужели ему не ясно,
О взяточничестве и разврате Штрауса и других заправил боннской республики писать противно. О пенсиях и наградах гитлеровским палачам писать страшно.
Страшно, но необходимо. Противно, но неизбежно. Этого требует совесть мира. Этого требует священная память миллионов жертв фашизма. Этого требует память многих миллионов, павших на полях сражений второй мировой войны, развязанной германским фашизмом. Этого требует прошлое и будущее, все, что было вчера, и все, что будет завтра.
Вот почему, господин Аденауэр, вам давно пора задуматься над вопросами, которые задает вам весь мир. Задуматься над прошлым Германии и над ее настоящим. Над судьбами своего народа, который вы готовите к новой войне. Над своими внуками, которых вы снова хотите превратить в убийц. Над судьбою Гитлера, которая все еще ничему вас не научила.
Вам много лет, но они не дают вам права забыть о том, чего забывать нельзя. Вы можете прикинуться забывчивым, но в это никто не поверит. Вы путаетесь, прикидываясь миролюбцем, но все видят, что это не так. Все видят, что вы делаете все против мира, готовя войну. Что вы кричите о величии Германии, обрекая ее на новый позор. Что отрекаясь на словах от Гитлера, вы на деле идете по его пути. Что декламируя о единстве Германии, вы делаете все для ее раскола.
Можно обмануть одного человека, но нельзя обмануть целый народ. Можно сбить с толку несколько молокососов, но нельзя перехитрить нацию. Самые засекреченные тайны неизбежно становятся явными. Самые массивные стальные сейфы бессильны перед историей.
Мир не обманешь, историю не оттолкнешь, будущее не остановишь.
Но дело не только в вас, господин Аденауэр. Вы не посмели бы, конечно, так кощунственно оскорбить совесть человечества, если бы не имели поддержки своих западных и заокеанских покровителей. Это не оправдание для вас, но лишнее обвинение для них.
Приговоры, вынесенные в свое время американскими, британскими, французскими военными судами, приговоры, вступившие в законную силу, основанные на неопровержимых фактах и доказательствах, растоптаны, сломаны, сведены на нет даже без попытки хоть как-либо это юридически оформить или логически объяснить. Это неслыханно с точки зрения самой элементарной человеческой морали. Это безумие с точки зрения элементарной логики и здравого смысла. Это преступно и чудовищно с точки зрения любого человека, если ой только человек.
4
Дальше в лес — больше дров. События последнего времени обнажили перед лицом всего мира подлинные цели и задачи, которые преследуют Аденауэр и его покровители. При всем старании законспирировать свое стремление развязать новую мировую войну, Аденауэр и Штраус, Шпейдель и многие другие деятели Западной Германии выбалтывают время от времени свои истинные и страшные намерения.
Теперь уже не только на слетах бывших эсэсовцев, происходящих в Западной Германии с ведома и благословения начальства, кричат о реванше и новых походах на Восток.