Проклятые огнем
Шрифт:
У Адельмара от гнева и ненависти перехватило дыхание. Все, что он смог – это плюнуть в лицо… Плевок застыл в полете серебряной льдинкой и мягко осыпался на пол.
Женщина наигранно вздохнула:
– Действительно, дар, а не талант… Жаль, очень жаль. Ничего, я скоро пойму, в чем он проявляется, и мы с тобой пообщаемся поближе… Убери его, Винтар.
Ледяной маг отпустил воротник пленника и оттолкнул его в сторону, скомандовав замершим у входа ландскнехтам в разноцветных одеждах:
– Уведите туда, где был.
–
– Можете не выгонять. Захочет, пусть остается, – брезгливо отмахнулся мужчина, легким взмахом руки, убирая ножные оковы.
Когда за пленником захлопнулась дверь, колдун повернулся к Аурунд. Та уже вернулась к трону, опустилась в него и откинулась на спинку, запрокинув голову.
– Зря ты его целовала, – Винтар изо всех сил старался, чтобы его голос звучал ровно и спокойно. Получалось с трудом. И даже его собеседница это поняла.
Женщина медленно открыла глаза, сладко, как кошка потянулась:
– Ревнуешь? – мурлыкнула она.
– Родную сестру?! Не смеши меня! – фыркнул он.
На миг в ее глазах мелькнула тень непонимания, но уже через секунду женщина улыбнулась:
– Ну да, конечно, сестру… Мне надо было узнать, дар у него или талант, – ласково пояснила она.
– По- другому нельзя?! – Винтар и сам не понимал, почему его так это бесило, но остановиться уже не мог.
– А зачем? – а ей, похоже, нравилось, выводить его из себя.
Он некоторое время молча смотрел на собеседницу, и, так и не придумав достойного ответа, опустил голову и вышел из залы…
Через несколько дней Аурунд нашла брата в одном из многочисленных коридоров замка. Ледяной маг стоял, упершись руками в подоконник, и словно что- то высматривал в сумерках, спускающихся снаружи на город.
– Последние дни ты сам не свой, – она мягко положила ладонь ему на плечо.
Он даже не обернулся.
– Я… Я просто задумался, – голос звучал глухо.
– О чем?
Тут мужчина, наконец, оглянулся на нее. На замок спускалась ночь, прикрытые защищающими от саламандр гасильниками факелы давали очень мало света, но разглядеть лица в темноте еще можно было.
– Как тебе объяснить… – Винтар медленно повел рукою перед собой, и над ладонью зависла тонкая инеистая ленточка, уходящая куда- то далеко вперед, наружу, за стены замка. – Я просто думаю… Если представить нашу жизнь дорогой, по которой идешь… Если представить, что каждый твой выбор – развилка, – от ленты отделилось множество ниточек, разбегающихся в разные стороны, – то почему мне все чаще кажется, что на какой- то из этих дорог я свернул не туда?
– Что ты сказал?! – подозрительно прищурилась женщина.
– А еще знаешь… Я почему- то не могу вспомнить наших детских игр.
– Что?! – в ее голосе зазвучали сердитые нотки, а он словно и не заметил это, тоскливо продолжив:
–
– Мы выросли по отдельности, – в голосе ведьмы зазвучали напряженные нотки.
– А еще я никак не могу вспомнить лица нашей матери.
– Посмотри мне в глаза! – резко, даже грубо потребовала она.
– Что? – удивленный столь внезапной сменой разговора, Винтар Кенниг удивленно оглянулся на женщину, а та… Та вдруг шагнула к нему и впилась ему в губы поцелуем.
Страстным, совершенно не родственным.
Ледяная дорожка плавно осыпалась инеистой капелью…
Несколько долгих, очень долгих ударов сердца, и женщина отступила на шаг от колдуна. Замерла, изучая его долгим скептическим взглядом. Винтар стоял, не моргая, уставившись пустым взглядом перед собой.
– Чудесно, – сладко улыбнулась ведьма. – А теперь выкинь из головы весь этот бред о дорогах и детских воспоминаниях. Есть только тот путь, по которому веду я. И выполнять надо любой мой приказ. Понятно?
– Да, госпожа, – чуть слышно прошелестел его голос.
– Вот и замечательно, – она щелкнула пальцами.
Мужчина вздрогнул всем телом, поднял на нее неожиданно осмысленный взгляд:
– Что случилось?!
Аурунд ласково погладила его по щеке:
– Все в порядке.
– А… Ты что- то говорила о глазах?.. – он все еще пытался вспомнить хотя бы что- то из предыдущего разговора.
Мягкая улыбка:
– Мне показалось, что они у тебя неправильного цвета. Не голубые…
***
Разговаривать вчера с ведьмой Мадельгер не стал. В комнате не было ничего опасного, от саламандры надежно защищали нарисованные водой линии пентаграммы, а потому, просунув через линии пентакля ломоть хлеба и не слушая путанные речи девушки, незадачливый ландскнехт отошел подальше от пентаграммы и подсунув под голову скатанный ковер вместо подушки, лег спать, укрывшись рясой и отвернувшись к стене.
Поутру мужчина проснулся от тихих стонов. Девица разметалась по полу и, не просыпаясь, что–то тихо бормотала под нос. По щекам текли слезы… Наемник зло дернул плечом: его дико раздражал этот плач. Особенно, если учесть, что плакала та, что причинила ему уйму неприятностей. И это еще мягко сказано.
С улицы слышался какой- то шум. Мужчина подошел к зарешеченному окну, выглянул наружу: внутренний двор был заполнен людьми, спешащими по своим делам: кто- то тащил воду, кто- то вел на поводу коня, трое кнехтов втащили корову. Телка упиралась всеми четырьмя ногами, но ее упорно продолжали волочь за веревку на шее. Один, особо умный не придумал ничего лучше, как подталкивать ее сзади. Жизнь в Лундере продолжалась.
Тихий шорох за спиной. Чуть слышный вздох и горький, плачущий голос: