Проклятые вечностью

Dragoste

— «Одна кровь, одна плоть, одна душа!» — подумал граф, прижимая девушку к своей груди. Анна не сопротивлялась, не кричала, она молчаливо покорилась своей судьбе, принимая ее неизбежность. Принцесса устала убегать, устала бороться, более того, она уже не понимала, против кого велась эта четырехсотлетняя война и какая роль во всем этом фарсе была отведена ей. За эту неделю весь ее мир рухнул, душа разбилась, а сердце умерло, но чувств, которые рождались на этом пепелище, она боялась сильнее смерти. А потому, подобно Дракуле, избрала путь наименьшего сопротивления, единственно верный, ведь так же, как и вампир, Анна страшилась перемен, страшилась своей новой сущности, страшилась вины перед своей семьей. Почувствовав на спине его холодную ладонь, она лишь сильнее подалась вперед, устраивая голову на его плече.

Раньше смерть от руки врага

представлялась ей чем-то героическим, чем-то достойным восхваления в летописях, теперь же, смерть была лишь смертью без доблестного ореола, которым принцесса окружила ее в своих фантазиях. Вдруг она четко осознала, что прелесть жизни в неведении, а ожидание казни является сущим адом, лишающим здравомыслия. Но эту пафосную тираду перед собственной гибелью устроила себе она, пытаясь найти в этом какой-то смысл, на деле же всё оказалось иначе. Выдержка ее подводила, а душа хотела жить. Лучше бы он неожиданно налетел на нее, сделал все так, что она даже не успела бы осознать происходящее, не считая секунды до собственного конца.

— Мне будет больно? — прошептала она, обхватив его руками.

— Нет, больно будет мне! — почти сакральным шепотом отозвался граф, коснувшись губами ее виска. Он даже представить себе не мог, что нить, связавшая их сердца, окажется такой крепкой, что даже его несгибаемая воля преклонится перед этим чувством. Убить Анну было все равно, что разорвать на части собственную душу. Мысль о том, что любовь и чувство долга всегда враждуют, стала для него настоящим наваждением. Он, всегда привыкший получать то, что хотел, стоял на перепутье, превратившись в заложника долга и собственных амбиций, выбирая между любовью и властью, между жизнью и смертью. Оставить принцессу в живых было равносильно тому, чтобы собственноручно подписать себе смертный приговор. Граф, будучи умелым воином и прекрасным стратегом, не мог проявить подобную беспечность, не мог оставить врагов в тылу и обнажить перед всеми свою слабость. На войне не было места для любви, ибо, выйдя на поле боя, бросив вызов сильнейшим, нужно идти до конца, нужно поступать так, будто тебе нечего терять, только тогда возможно победить. Понимая, что всего секунды промедления хватит для того, чтобы решимость покинула его, граф расчертил воздух взмахом кинжала. В этот момент впервые в жизни скупая мужская слеза скользнула по его щеке, оставив на ней алую кровяную дорожку, как свидетельство того, что человеческие желания необходимо приносить в жертву бессмертному долгу. Его путь — одиночество, его бессменная подруга — смерть, — иного не дано. Веками он шел к своей цели, оставив позади эмоции, и сейчас, дойдя до финишной черты, он просто не может отступить, поддавшись мимолетной страсти. Анна, ожидая этого удара, напрягла все свое тело, вцепившись в его спину пальцами, но в этот миг, будто крик души пред их взглядами, предстало видение из прошлого, заставившее время замедлить свой бег: молодая девушка с копной черных, как смоль волос и небесно-голубыми глазами ворвалась в их сердца с отчаянной мольбой. Кто бы мог подумать, что простого крика «Не смей!» хватит, чтобы заставить клинок, занесенный палачом, остановиться в дюйме от спины приговоренной. Каждой клеточкой своего тела она чувствовала, как холодная сталь касалась ее кожи, но боялась даже пошевелиться, чтобы ненароком не напороться на острое лезвие. Секунду спустя Анна услышала, как сталь ударилась о каменные плиты, а рука, мгновение назад занесенная над ее головой, аккуратно легла ей на спину, слегка вздрогнув от соприкосновения с обнаженной кожей.

— Что это было? — находясь на грани двух реальностей, спросила Анна, пытаясь осмыслить произошедшее.

— Это была судьба. Благословение высших сил, если угодно.

— Едва ли на таких, как мы, может снизойти Божье благословение! — все еще не решаясь отстраниться, проговорила Анна.

— А я и не говорю о Боге, лишь черт может играть в подобные игры, которые ведут к полному хаосу и погибели.

— Или же к надежде и спасению? Там, где есть место для милосердия, найдется уголок и для прощения.

— Страх лишает тебя рассудка, — с ухмылкой заметил Дракула. — За эту слабость еще придется заплатить, причем нам обоим. А подобные нам признают лишь одну разменную монету — кровь.

Анна не понимала в полной мере того, что сейчас произошло. Граф едва ее не убил, заставив пройти через все муки, предшествующие смерти, а она льнула к нему, как к единственной защите, последнему рубежу, отделяющему их от остального,

залитого кровью мира. Но хуже всего было то, что она чувствовала его боль, его сомнения, которые раздирали его сердце на части в тот момент, когда она вложила холодный кинжал в его ладонь. Это был злой рок, шутка судьбы, соединившая двух бывших врагов, различных в своих стремлениях, как огонь и вода. Их связь стала своего рода спасительной нитью, ухватившись за концы которой, они могли балансировать на грани, но при этом не упасть в пропасть за счет того, что в опасный момент каждый из них неосознанно начинал регулировать ее натяжение, удерживая равновесие. Это было их проклятием, на веки связавшим их души и сердца, но в тоже время и избавлением, стирающим былую ненависть. Этот момент будто расставил все точки в их еще хрупких отношениях, показав их истинные лица и пределы, которые они не смогут переступить, даже если мир вокруг загорится синим пламенем.

— Знаешь, порой мне кажется, чем сильнее мы желаем разорвать эту порочную связь, тем сильнее сплетаются невидимые волокна! — прошептала Анна, уткнувшись в его плечо. — Я даже не подразумевала, что искушаю судьбу!

— Может, иногда и стоит ее искушать, но бороться с ней — глупо! — проговорил граф, запечатлев скользящий поцелуй на ее шее.

— Впервые я вынуждена полностью согласиться, — проговорила она, поднимая на него полные слез глаза.

========== Откровения охотничьего домика ==========

Мрачные тучи окутали небосвод непроглядным черным покрывалом, уравняв между собой день и ночь. Сквозь эту серую пелену не проступали ни солнце, ни луна, ни звезды, превратив окружающие путников пейзажи в одноцветное унылое полотно, неторопливо проплывающее перед уставшим взглядом. Леса, горы, реки будто сливались воедино, не задерживаясь ни в памяти, ни в сердце, желанны были лишь редкие деревушки, которые служили своего рода ориентирами, не позволяющими сбиться с пути. Однако чем дальше путешественники уходили в чащу, отклонившись от основного тракта, чтобы запутать свои следы, тем реже на их пути встречались селения, а вскоре они и вовсе исчезли, сменившись непроходимыми рощами да горами.

Заболоченные тропинки, по которым им приходилось пробираться, то и дело утопая по колено в грязи и торфяной жиже, оплетал вереск и кусты ежевики, преграждавшие дорогу на манер живой изгороди, цеплявшейся за одежду, будто костлявые пальцы древнего старца. Леденящий душу холод, непроходящий дождь и порывистый ветер пронизывали до костей, сковывая ноги острой болью. В довершение ко всему клубящийся над землей туман застилал глаза, будоража воображение, ибо за этим полупрозрачным, белесым занавесом любое движение ветвей представлялось ужасающим спектаклем, рождающим в сознании образы, заставляющие хвататься за оружие. Но хуже всего было гнетущее молчание, царившее между ними с тех пор, как путники покинули ущелье. Изредка обмениваясь друг с другом многозначительными взглядами, несущими в себе немое порицание и осуждение, они предпочитали находиться на почтительной друг от друга дистанции, лишь иногда обмениваясь короткими фразами.

Много раз Селин, гонимая чувством вины, пробовала разорвать нить мрачных мыслей охотника, скрасить дорогу непринужденным разговором, но Гэбриэл будто отрешился от всего, не выражая ни малейшего желания поддерживать беседу. И чем мрачнее он становился, тем сильнее ее сердце сжималось под гнетом совести. Ван Хелсинг не единожды спас ее, рискуя жизнью, а что она сделала в ответ? Кем бы он ни был, она была ему обязана, а долг чести был превыше ненависти. К тому же ореол таинственности, окружавший его, пробуждал в девушке немалое любопытство, заставляя теряться в догадках о его прошлом. На третий день пути это молчание стало просто невыносимым, напряжение между ними стало таким материальным, что его можно было почувствовать на расстоянии, а раздражение опутывало их своими сетями, туманя мысли и лишая здравого смысла.

— Надо было забрать лошадей у тех крестьян! Сейчас бы уже находились на подступах к Будапешту, а не месили грязь в этих болотах! Неужели ты не видишь, что мы ходим кругами? Я помню эту тропу, помню эти камни, а дальше будет узкий лаз, — пытаясь подавить гнев в голосе, проговорила Селин.

— Выходит, вампиры не только убивают людей, чтобы насытиться! Грабежом и мародерством тоже не брезгуете? Кто еще из нас животное?! — с усмешкой отозвался он, наградив ее уничижительным взглядом. — Лошади — единственное средство, помогающее им заработать на жизнь. Забери их, и они не дотянут до весны.