Проклятые вечностью

Dragoste

— Как такое может быть? — давясь слезами, шептала она. — Как я могу одновременно испытывать столько противоречивых эмоций? Это твоя кровь отравляет мои мысли, а воля подавляет разум?

— И да, и нет! Кровь вампира лишь усиливает противоречия в твоей душе. Лишь те противоречия, которые раздирали тебя и при жизни, хотя, иногда к ним примешиваются и новые, подаренные смертью. Будучи вампиром, ты не можешь любить или ненавидеть на половину: если любовь — то беззаветная, если ненависть — то всепоглощающая. У новообращенного до предела обостряются не только органы чувств, но и эмоции. Бесчувственность бессмертных — это миф. Лишь со временем мы можем полностью научиться контролировать свои чувства, оборвав связь с человеческим прошлым. Именно тогда мы обретаем истинное могущество.

— Ты хочешь сказать, что я…

— Я ничего не буду говорить, рано или поздно ты сама сможешь прийти к какому-то решению.

— Но что произошло в тот момент?

— Ты пришла на тайный зов, который манил тебя давно, поддавшись велению

страстей, что тебе и не снились. Отчасти по моей воле, но лишь отчасти, ведь в душе ты уже подчинилась мне, но разум упорно отказывается признавать свершившийся факт.

Эти слова не были для Анны откровением, Дракула лишь озвучил ее собственные мысли, в которых она отказывалась себе признаваться, оттого на душе стало еще гаже. Девушка не понимала, как кровь могла обладать такой властью над ней, что смогла за такое короткое время полностью перевернуть ее мир, заставив ненависть поблекнуть на фоне вновь зарождающегося чувства, которому она боялась дать имя. Дракула не просто обладал притягательным шармом вампиров, в нем было гораздо больше — некая загадка, манящая и пугающая одновременно. Но готова ли она была проявить мужество, чтобы узнать ее? Влад спас ей жизнь, причем неоднократно, пошел против своих принципов, против законов. Он не имел права обращать жертву другого вампира, но сделал это, он мог навсегда пресечь их род, отомстив своим врагам, но пощадил ее. Зачем он тратил столько времени и сил на то, чтобы показать ей этот новый мир? Ужель для того, чтобы потешить свое самолюбие, подчинив своего злейшего врага? В это она не могла поверить, потому как он ни разу не попытался унизить ее, постыдным образом воспользоваться ее телом, подчинив своей воле. А значит, Дракула преследовал иные цели, о которых молчал.

— Прошу, не заставляй меня любить тебя! Не заставляй меня желать того, чего я хотела так долго, но страшилась даже самой мысли об этом. Я бродила в тумане рядом с бездной, но я боюсь туда упасть, раствориться в этом вечном мраке, как песчинка во Вселенной, — проговорила она, страшась собственной откровенности, начав которую, уже не могла остановиться. А что если она неправильно разгадала намерения вампира? Что если он, поднимет ее на смех после таких слов? Ведь это будет уже оскорблением не противнику, а женщине, осмелившейся раскрыть мужчине свою душу. Но вампир даже не думал смеяться, обратив все свое внимание на девушку, трепетавшую в его объятиях. У нее не было ни сил, ни желания покинуть эту тихую гавань спокойствия, которую подарили ей его руки, но разум отчаянно сопротивлялся, раздирая ее душу на части. Дракула чувствовал эту борьбу, но не решался вмешиваться в ход ее мыслей, чтобы в очередной раз не получить обвинение в попытках достигнуть желаемого, супротив ее волю. — Господи, когда придет конец этому безумию? Я не могу больше выносить этого кошмара.

Аккуратно приподняв ее подбородок, граф заглянул в изумрудные глаза, которые застилала кровавая пелена слез, обагрившая его рубаху.

— Твои глаза говорят мне об обратном! Они разъясняют спутанные слова: ты говоришь, что чувствуешь и что хочешь чувствовать, но не слышишь голоса сердца, скованного разумом. Мы две души, заключенные в одну тюрьму, но избравшие разные пути, мы умерли, но подобно звездам возродились! Вместе! Мы были повенчаны кровью и этого уже не изменить. Моя любовь приносит бессмертие, а потому восстань под моими чарами, ибо нас держит непреодолимая сила. Неужели ты не видишь, что туман, окружавший тебя всю жизнь, приобрел облик вечной ночи? Это было предопределено века назад, не мной, не тобой, а силами, что значительно древнее и сильнее нас. Они смешали наши жизни, словно брошенные на игральный стол карты, так стоит ли противиться тому, чего ты сама тайно желаешь?

Анна уже не понимала и половины слов, казалось, что все они просто терялись в окружающем их хаосе и безумии и единственное, что еще связывало ее с миром вокруг, были его глаза. Впервые она не видела в них угрозу, впервые не испытывала перед ними страха. Удивляясь тому, что в их поразительной, гипнотизирующей глубине растворялась не только вековая ненависть, но и ее сомнения. Граф слегка склонился к ней, сильнее прижав к себе, в этот момент девушка попыталась вырваться из его рук, но эта робкая попытка сопротивления была тут же подавлена его уверенностью.

— Пожалуйста, не надо! — прошептала она, будто прочитав его мысли.

— Прозвучало не очень убедительно! — с ухмылкой ответил он, обжигая ее щеки своим холодным дыханием. Граф уже не мог, да и не хотел смирить себя и желания, бушевавшие в его душе. Секундой спустя их губы сомкнулись в страстном поцелуе, вырывавшем их из бездны сомнений и возносящем на вершину блаженства. Ни один из них не ожидал того, что эта спонтанная ласка оставит такой глубокий отпечаток в их сердцах. В этот момент их души слились настолько, что Дракула уже не знал наверняка, где заканчивается он и начинается она. Больше не было двух разбитых сердец, двух израненных душ, двух истосковавшихся по теплу тел, они стали единым, уравновешенным существом, вобравшем в себя не только достоинства, но и пороки обоих носителей. Их поглотило злое пламя страсти, заставляющее их сгорать дотла, но тут же возрождаться из пепла, подобно фениксу. Анна уже не понимала, является ли происходящее результатом игры с ее сознанием или собственным постыдным желанием, слабостью плоти. В

этот момент она предпочитала не думать об этом, полностью отдаваясь во власть вампира.

— Так я могу рассчитывать на то, что завтра ты будешь сопровождать меня? — проговорил Дракула, разомкнув губы.

— Да, — практически простонала она, открывая глаза. Сказать по правде в этот момент ее рассудок был настолько опьянен этой навязанной ей близостью, что принцесса наверняка согласилась бы последовать за вампиром и на край света, если бы он того пожелал.

Граф снова прижал ее к своей груди, чувствуя, как страдания и сомнения, терзавшие душу принцессы все это время, постепенно рассеивались, а витавшие вокруг химеры погрузили несчастную в спокойный сон. Никогда бы Анна не подумала, что сможет забыться таким безмятежным сном в руках врага, до этого она даже не могла помыслить о подобном кощунстве. Но этот волшебный миг единения не принадлежал Богу, во имя которого она шла в бой; не принадлежал он и Дьяволу, низвергнуть которого мечтал каждый представитель ее рода; этот миг даже не принадлежал ее предкам, чьи души она желала охранить от ада. Он принадлежал только им, мужчине и женщине, которые сумели оставить позади свое прошлое, чтобы спасти будущее. Этот миг принадлежал лишь принцессе и вампиру, которые смогли отринуть былую вражду, чтобы навеки зажечь огонь, растопивший лед разбитых сердец.

========== Долг — твой стяг над головою ==========

— «Многие античные мыслители полагали, что вместе со смертью тела погибает и разум, и душа. Они уверяли людей в том, что жизнь — это последняя ступень бытия, переступив которую попадаешь лишь в пустоту, лишенную пространства и времени, а следовательно, и возможности осмыслить случившееся. Христианские священники, напротив, на каждой проповеди уверяли паству в том, что смерть — это лишь начало пути, переход души в новое, возвышенное состояние в качестве награды за безгрешное прошлое или же, наоборот, низвержение ее в чертоги ада за все грехи, которым она предавалась в течение жизни. О, как же все они ошибались!» — подумала Анна, открыв сомкнутые веки. — «Я умерла, мое сердце не бьется, но я все еще здесь, в этом особняке, проклятом Богом и людьми. Способность мыслить и чувствовать не оставила меня, душа по-прежнему разрывается на части. Чем не доказательство того, что все они, эти философы-схоластики, заблуждались! После смерти душу не ждет ничего: есть только «здесь» и «сейчас». Не существует ни ада, ни рая, кроме тех, что люди сами взрастили внутри себя, здесь, на земле, чтобы принудить прочих повиноваться воле сильнейших. Пожертвуй всё, что имеешь на благо Церкви, получишь отпущение грехов, а нет… так гореть тебе в огненной Геенне, пока прочие наслаждаются Божьей благодатью. Об этом говорят нам святые отцы. Но разве мой род мало пожертвовал на благо остальных? Состояние, жизни, души… так где же эта высшая справедливость? Отныне для меня закрыты двери любого святилища, мои предки утратили всякую надежду вознестись на небеса, а я…я даже в смерти не могу найти покоя. Такие, как я, как он, не живые, но и не мертвые, утопающие в крови, обреченные на вечное одиночество, проклятые Создателем. Изгои, изгнанные из общества, скрывающие за маской ненависти и страха свое истинное лицо, но жаждущие для себя иной доли, а потому желающие создать собственный мир, с которым я не желаю иметь ничего общего».

С каждым часом ей все больше казалось, что она начинает понимать, не оправдывать, а именно понимать своего врага, с которым по воле судьбы вынуждена была делить не только кров и пищу, но и собственную душу, а это уже была высшая степень близости, свыкнуться с которой она никак не могла. Приподнявшись с кровати, Анна оглядела небольшую комнату, освещенную тусклым светом единственной свечи. Покои были значительно меньше и скромнее, чем ее первая опочивальня. Все убранство составляла лишь поистине царская кровать, небольшой шкаф, стул да прикроватные тумбы, но в этой простоте было столь привычное ее сердцу очарование, которое она не променяла бы на всю роскошь этого дворца. На спинке стула, стоявшего у окна, в мерцающем свете переливалось небрежно брошенное платье цвета слоновой кости с расцветшими на сияющем атласе фиалками, а так же небольшая шелковая шаль, спадающая на пол струящимся каскадом. Лишь на мгновение поддавшись красоте этого наряда, равных которому она не видела еще ни разу в жизни, девушка коснулась нежнейшей ткани: тонкой и холодной, как и все вокруг. Тут же память услужливо напомнила ей об обещании, которое дал ее помутившийся разум, и Анна брезгливо отбросила эту диковинку в сторону, проклиная себя за подобную глупость.

— Должно быть, он принес меня сюда, когда я уснула! — прошептала она, подходя к балкону и отодвигая занавес. За огромным арочным окном бушевало осеннее ненастье. Порывы злого ветра бесцеремонно ворвались в покои, заставляя трепетать пламя свечи, рассеивающей царивший вокруг мрак.

Одно лишь воспоминание о случившемся в библиотеке всколыхнуло в ее душе целую бурю противоречивых эмоций, заставляя глаза полыхать от гнева, а сердце сжиматься от необъяснимого волнения. Коснувшись кончиками пальцев губ, девушка неосознанно пыталась возродить в душе огонь жаркого, но в тоже время нежного поцелуя, захватившего ее в то мгновение. К собственному стыду Анна была вынуждена признать, что ни разу в жизни не испытывала такого наслаждения, и если не ее душа, то тело готово было зайти дальше, утонуть в этом океане, поглотившим в тот момент ее волю и разум без остатка.