Проклятые вечностью

Dragoste

— Кровь действительно меняет многое! Не думаю, что пару дней назад ты испытывал сострадание к этим монстрам. Готова биться об заклад, что совсем недавно ты бы без сожаления всадил стрелу в сердце каждого из них.

— Не сомневайся, пару дней назад я бы без сожаления всадил стрелу и в твое сердце. То, что происходит с нами, лишь игры судьбы — горькая ирония и горькая луна — две подруги, которые превратили нас в рабов крови!

— Ты так и будешь перебивать меня или дослушаешь ответ на собственный вопрос? — с нотками раздражения в голосе поинтересовалась Селин, придерживая поводья. Дождавшись утвердительного кивка, она снова направила свои небесные глаза в туманный морок, продолжая свое повествование. — В какой-то степени, это даже романтичная и очень печальная история. Дочь главы старейшин Соня полюбила Луциана — предводителя оборотней, первого рожденного с проклятием в крови. Сам по себе такой

союз был невозможен, но хуже всего оказалось то, что она смогла забеременеть от него. Кара была беспощадна — Виктор убил собственную дочь, подверг солнечной казни на глазах у возлюбленного и всего совета. Но Луциан смог бежать, поклявшись отомстить. С тех пор война между кланами не прекращается.

— Разве возможно, чтобы подобные вам могли выносить и родить живого ребенка?

— Это происходит достаточно редко, если сойдутся партнеры с подходящим геном. Но такое возможно!

— И сколь многочисленны ваши кланы?

— А вот это уже тебя не касается! Но раз уж я ответила на твой вопрос, позволь задать свой в ответ, — достаточно лукавым тоном произнесла она.

— Ну что ж… достаточно справедливо – ответ за ответ. Спрашивай!

— Что ты чувствовал, превращаясь в зверя? Твои мысли, желания…

Признаться, Ван Хэлсинг никак не ожидал такого вопроса. Обычно все интересовались его жизнью; прошлым, которого он не помнил; тем, что заставило его заняться таким опасным промыслом и платой за столь богоугодные дела, но это… свое кровавое проклятие он не желал обсуждать ни с кем. Это было настолько личным и непонятным ему, что он сам не до конца понимал то, какие эмоции, кроме отвращения к себе и жуткой боли, разрывающей его тело на части, он испытывал в этот момент. Откровенно говоря, охотник еще не до конца смирился со своей участью, втайне лелея надежду на то, что это в скором времени закончится, оставшись жутким кошмаром. Подобно Анне, он пытался отрицать свою новую сущность, правда, делал это с присущим ему спокойствием. На пробу оказалось, что собственный недуг он переносил стоически все время, возвращаясь мыслями к принцессе, которую судьба-злодейка подвергла куда большим испытаниям, ведь, став жертвой вампира, она навсегда обрекла души своих родных на адское пламя.

— Я правильно понимаю, что твое молчание — это отказ отвечать?

— В ту секунду, когда лунный свет коснулся моей кожи, мне показалось, что ничего ужаснее со мной просто не могло произойти. Представь то чувство, когда все твои кости ломаются одновременно, а разум полностью утрачивает контроль над твоими действиями, оставляя в твоем сердце лишь одно желание — утолить этот мучительный голод. Ты вампир, а значит, также подвержена кровавой жажде, должна понимать.

— Но почему ты остановился? Почему не убил меня?

— Не знаю, в этот момент что-то во мне переломилось. Я понял, что не могу убить… по крайней мере не так… не в обличии монстра. Но сейчас… сейчас я уже не могу отрицать тот факт, что кровь зверя практически полностью меняет представления о мире вокруг. Она меняет суждения, усиливает инстинкты. Запахи начинают сводить с ума, слух вытворяет почти непостижимые вещи. Сейчас мне кажется, что я до сих пор слышу шум реки у основания гор, хотя она давно осталась позади. Это что-то невообразимое и пугающее одновременно.

— И что же поменялось в твоих суждениях? — не унималась Селин, с каждой минутой все больше интересовавшаяся своим случайным попутчиком.

— На самом деле, хотим мы того или нет, животное живет в каждом из нас. Зачастую красивые маски на лице скрывают за собой звериный оскал. Превращение в оборотня — это не ужасающе искажение человеческой природы, а возвращение к самым ее истокам, своего рода путь домой! Все мы с таким упорством подавляем свои инстинкты, но, по сути, животное, просыпающееся в душе в момент превращения, лишь забирает назад то, что мы, люди, у него отняли — свободу. Зверь просто вырывается из клетки, желая восполнить то, что целыми поколениями мы у него отнимали. После укуса мне стали сниться кошмары, пугающие видения о том, чего на самом деле никогда не было. Мне виделась охота, растерзанная плоть, я ощущал вкус крови на зубах — желания зверя, просыпающегося в моем сознании. В тот момент, подобно волку, я желал вырваться из темницы условностей, на которые нас обрекает мир, но, просыпаясь, ненависть к своему естеству возвращалась с новой силой, рождая внутри десятки противоречий. Обратившись в зверя, все сомнения развеялись по ветру, клетка распахнулась, и мятежный дух вырвался на свободу. Моя человеческая личность растворилась в его желаниях. Представь, мне не нужно было ничего учить, мной руководила какая-то невидимая сила, инстинкты, направляемые самой жизнью, а не расчетливым разумом. И… — он сделал паузу, пытаясь

договориться с мыслями, будто переламывая себя в желании озвучить очевидную истину, в которой боялся признаться. Этот поток откровений, на которые, как ему казалось, он был неспособен, обнажил всю необходимость до конца высказать то, что наболело в его душе. Не зная, как сказать об этом Карлу, он был вынужден переживать это в одиночестве, а теперь рядом была она — Селин — девушка, которая, пусть и столетия назад, но прошла через похожее перерождение. Она хоть и ненавидела, но все же могла понять. Это был шанс, шанс сбросить с сердца груз, а с души оковы.

— И… — в нетерпении потянула вампирша.

— И это ощущение мне понравилось! — к своему стыду признался он. — Но, когда я увидел тебя, само мое человеческое естество воспротивилось тому, что могло произойти. Это отрезвило, вернуло ясность мысли и некий страх перед собственным обличием, и ужас перед потерей души.

— Если ты сумел взять над собой контроль в первое перерождение, то сумеешь делать это и дальше. Наш мир — это сложное переплетение древних потоков силы, источником которой является ночь, но это не только прекрасный узор, сотканный самой природой, но и великое проклятие, — проговорила Селин. Слова Ван Хэлсинга стали для нее настоящим откровением. Она часто сталкивалась с ликанами, по большей части это были существа, не способные испытывать сострадание, озлобленные и ненавидящие всех и каждого, даже своих собратьев. Они вели войну не только с окружающим их миром, но и друг с другом, ничем не отличаясь от самых обыкновенных зверей, но Гэбриэл был другим. Он выходил за пределы этой системы, обладая каким-то своим, пусть и искалеченным, но достаточно целостным внутренним миром, где было место не только человеку, но и зверю. Это сосуществование за достаточно короткое время сумело породить абсолютно новую систему ценностей, оставив в его душе место компромиссу, к которому он раньше был не готов. Теперь же, испытав на себе превратности судьбы, охотник начал медленно переходить к торгу за собственную жизнь, пытаясь постичь сущность своей новой ипостаси, но при этом и совладать с ней. Что порождало в девушке не только жгучий интерес, к которому очевидно предрасположен каждый обитатель вечности, но и некое влечение, которое всегда сопутствует неизвестному.

— Я буду превращаться в оборотня только в полнолуние? — нарушив затянувшееся между ними молчание, спросил он. Селин, очевидно, знала больше, чем соглашалась говорить, но, как показала практика, даже к ней можно было найти свой ключик, если сыграть на чисто женском пороке, коим было любопытство.

— В полнолуние это неизбежно, но ты вполне можешь научиться делать это по собственной воле, независимо от положения небесных светил. Какие эмоции ты испытывал в первый раз?

— Злость, обреченность, отчаяние… — отозвался он, оборачиваясь по сторонам. Что-то вокруг изменилось, казалось, даже туман пропитался неким напряжением, предшествующим грозе.

— Я думаю, что если ты научишься управлять этими эмоциями, то сможешь стать хозяином этого процесса, возьмешь под контроль своего зверя, — продолжила она, не обращая внимания на то, что охотник давно потерял нить беседы, прислушиваясь к голосам природы.

— Осторожно! — прокричал он, сбивая девушку с лошади.

— Что случилось?

— Это засада! — прорычал он, пытаясь вдавить ее в небольшую нишу в расщелине между скалами и закрывая собой. Мгновение спустя со скалистой вершины с грохотом посыпались камни, ломая деревья, росшие на покатых склонах. Охотник почувствовал, как массивный валун проскользил прямо по его спине, откатившись в сторону. — Бежим, если не рискнем сейчас, то рискуем остаться погребенными под этими завалами на века, — схватив Селин за руку, прокричал он.

Казалось, что этот нескончаемый каменный поток никогда не прекратится, с каждой секундой обрушивая на головы несчастных все новые и новые валуны. Гэбриэл не знал, как им удавалось так мастерски уклоняться от этого смертельного камнепада — видимо, везение благоволило тем, от кого отрекся Создатель. Однако, как известно, нет на свете ничего более изменчивого, чем удача, которая оставила их практически у самого выхода из опасной зоны. Издав пронзительный крик, Селин распростерлась по земле, бессильно царапая руками землю, пытаясь вырваться из каменной ловушки, которую приготовила для нее судьба. Ван Хэлсинг подскочил к девушке, пытаясь сдвинуть огромный кусок скалы, но это казалось неподъемной ношей для человека. В ту же секунду сильный удар в спину откинул его на несколько метров, а следом за ним последовал второй, заставивший его буквально согнуться пополам. Он чувствовал легкое движение воздуха вокруг себя, чувствовал запах незваных гостей, но движения их были настолько стремительны, что человеческий глаз никак не мог их уловить.