Проклятый бог
Шрифт:
Профессор медленно подошел к своей спутнице и посмотрел в том направлении, куда она указывала. Длинная шеренга обернутых в черную ткань миниатюрных скелетов тянулась вглубь полутемного старинного подвала.
— Если в семье рождается дитя с уродствами или больное, то мужчины чаще всего принимают решение избавиться от ребенка. В этой стране сильных воинов нет места слабости, — приглушенным голосом проговорил Ашарх, стоя вполоборота к девушке. — Мать своими руками должна убить дитя, так как это из ее чрева вышел неполноценный ребенок. Она дала ему жизнь, она же и должна ее забрать. Этих детей и хоронят вместе с женщинами в подвалах особняков.
— Давай
Профессор лишь тихо кивнул, понимая, насколько дико и странно звучали его слова для ушей девушки, принадлежавшей к совсем иной культуре. Пара пересекла лестницу и, на их счастье, дверь, ведущая в основную часть особняка, оказалась незапертой. Они несмело шагнули в широкий коридор, от пола и до потолка вымощенный черным мрамором. В обе стороны уходили длинные пролеты со множеством одинаковых дверей, на некоторых из которых висели металлические таблички с выбитыми на них символами. Профессор, тяжело опираясь на костыль, подошел к ближайшим створкам и принялся изучать переплетение завитков, точек и черточек, которые Лантее показались бессмысленными, но в действительности представляли собой непростую ифритскую письменность.
— Здесь спит Сертис Миос Шу из рода Рионгат, погибший при Стоянии на реке Партус в 1573 году Баск Шор, — с выражением прочитал Ашарх. — Миос Шу, кажется, переводится как Змеиное Шипение. Что-то мне подсказывает, что ему это народное имя однополчане дали вовсе не за хороший характер.
— Стояние на реке? — переспросила хетай-ра, первый раз услышав такой оборот.
— Ну, можно сказать, что это было сражение, проходившее у реки, — перефразировал преподаватель. — Одно из значимых событий ифритской Гражданской войны, между прочим. Всего через пять лет после него закончилась Баск Шор, Эпоха вождей, и началась Баск Хагат, Эпоха империи, которая идет и сейчас. Так что Сертис Змеиное Шипение лежит здесь почти семь сотен лет.
— Значит, империя существовала не всегда?
— Ничто в этом мире не возникает из ниоткуда и не уходит в никуда. Империя Ис когда-то была Ис Хан — Огненной землей, где правили отдельные вожди. Но когда гоблины создали взрывчатые смеси и первыми смогли приструнить соседей, навязав им свои условия мира, ифриты начали долгую Гражданскую войну, определяя, кто же из них будет править всем народом. И так появилась единая сильная империя Ис и ее первый генерал-император Дукан Тун, который носил народное имя Кровавый Вождь — Куго Шор.
Ашарх смело толкнул дверь, которую гипнотизировал взглядом последнюю минуту.
— Раз мы все равно уже нарушили покой мертвых, то я, пожалуй, взгляну на этого Сертиса. Мне любопытно, как выглядят эти комнаты изнутри. Если ты не против, конечно!
Лантея лишь скривилась, но, спустя десять секунд, все же зашла в место последнего упокоения Змеиного Шипения вслед за профессором. Не то чтобы ей было действительно интересно, как обставлен зал, где лежит семисотлетний скелет, но оставаться одной в пугающе тихом коридоре девушке не хотелось. Атмосфера там не располагала к прогулкам в одиночестве.
Внутри комната оказалась практически пуста, как и предполагал Ашарх. Единственное окно было наполовину зашторено, из-за чего помещение было погружено в таинственный полумрак. У дальней стены находилась высокая резная кровать, покрытая легкой вуалью балдахина, через который можно было разглядеть замотанный в саван скелет. Под воздействием времени матрасы просели, а полог покрылся толстым слоем паутины и пыли. Одну из ножек кровати погрызли жуки-древоточцы, и теперь вся ветхая конструкция немного накренилась набок. В одном из углов комнаты на каменном постаменте лежал крупный собачий скелет, который, видимо, принадлежал верному любимцу Сертиса. Посередине помещения располагалась стойка, поверх нее находилась раскрытая книга с пожелтевшими страницами, а вокруг были свечные огарки.
— Что это за книга? — тихо спросила Лантея. Ей почему-то не хотелось повышать голос в этом месте.
— Здесь родственники пишут плохие и хорошие воспоминания, связанные с покойником. Как бы оставляют память о его жизни для тех, кто придет почтить умершего. Правда я слышал, что ифриты очень не любят навещать усопших и приходят в Га Ирзу только во время очередных похорон. — Ашарх осторожно попытался перевернуть страницу, но от ее края стали отваливаться кусочки, поэтому он бросил эту затею. — Так что не очень ясно, кто вообще читает эти биографии.
— Например, ты, — заметила хетай-ра и заглянула в книгу из-за плеча спутника.
— Здесь ничего интересного, просто перечисление сражений, где он участвовал… Хотя нет, есть кое-что забавное. Слушай, — профессор прокашлялся. — «В том же году Змеиное Шипение обманом привел за собой невольника-кухаря в военный лагерь под городом Инфема Хэл, обосновав это тем, что привык есть лишь домашнюю еду, иначе его терзает брюшной жар. За это дерзостное нарушение военных законов тысячник Тануик Воловья Сила посадил Сертиса в карцер на месяц, поручив давать ему лишь воду и хлеб. После этого Змеиное Шипение чудом излечился».
— Судя по всему, сам тысячник и пришел сюда, чтобы сделать эту запись.
— Я бы не хотел, чтобы после моей смерти собрались мои коллеги и старые приятели и начали вспоминать все нелепые истории, в которых я участвовал, и записывать их, — усмехнулся преподаватель и оставил рассыпавшуюся книгу в покое.
— Например, как та, когда ты посреди пустыни случайно провалился в заброшенный храм культистов? — не преминула насмешливо напомнить Лантея, возвращаясь в коридор.
— Например, как та… — эхом откликнулся Ашарх, и его лицо неуловимо помрачнело, но хетай-ра этого не заметила. Разве мог он сказать ей, что ее маленькое костяное колечко не спасало его от тягостных кошмаров, которые стали приходить по несколько раз за ночь с момента их побега? Сотни черных глаз следили за ним, испытывали его и понемногу изматывали. И профессор уже не верил, что та встреча со странным существом в руинах храма Пустого ему почудилась. Он боялся закрывать глаза ночью, потому что из-за каждого дерева, каждой травинки и капли росы на него смотрели Его паучьи глаза.
Пара еще долго бродила по огромному черному особняку, изредка заглядывая в его комнаты. На верхние этажи они не рискнули подниматься, поскольку вели туда старинные деревянные лестницы, при любом давлении на них издававшие душераздирающие звуки. За окном начинало темнеть, поэтому путники приняли решение обосноваться прямо в холле, недалеко от входных дверей. Они нашли несколько пустовавших комнат, но весь этот дом насквозь проела черная плесень, облепившая стропила, поэтому ночевать было лучше в вытянутом вестибюле на относительно чистом каменном полу. В узком холле не было окон, лишь у стены начиналась боковая деревянная лестница, опасно поднимавшаяся на балкон второго этажа.