Проклятый город
Шрифт:
— Никогда не употребляла наркотики. В газетах что-то напутали. Почему они написали, будто я добровольно присоединилась к террористам? Что вы намерены со мной делать?
Смуглокожая, по кличке Ворона, педантично — от корки до корки — читала принесенные Сычом газеты, две из которых — те, что на английском, — Эвридика только что просмотрела. Оторва разгадывала кроссворд, Травленый опять дрых, тревожно вздрагивая и скрежеща во сне зубами. Лопоухий желтоглазый Сыч вместе с остролицым Гвоздем, разобрав какой-то хитрый прибор, возились в его потрохах. Никто из присутствующих не желал объяснять Эвридике, что с ней произошло, хотя назвать их поведение недружелюбным она бы не решилась.
Когда молодая женщина проснулась, котоусый показал ей каморку, где можно было привести себя в порядок, напоил кофе и предложил подкрепиться содержимым
Остальные, занимаясь своими делами, поглядывали на нее без особого интереса, подобно сидящим на вокзале, сознающим, что после объявления о посадке судьба навсегда разведет их в разные стороны. Только Ворона бросала на нее время от времени откровенно враждебные взгляды, перехватив один из которых, Генка коротко сказал по-русски что-то, заставившее ее презрительно фыркнуть и демонстративно повернуться к нему спиной.
Пасьянс не сошелся. Тертый собрал карты, шлепнул разбухшей колодой об стол и, не глядя на Эвридику, но явно адресуясь к ней, произнес:
— И так вот всю жизнь. Одни кашу заварят, а другим — расхлебывай. Четырехпалый вернется, пусть сам все объясняет. Не намерен я отдуваться за чужую добрость.
Почувствовав слабину, молодая женщина заставила себя улыбнуться как можно обворожительней.
— Зачем нам дожидаться вашего шефа и тратить его драгоценное время? Расскажите мне, что за ерунда напечатана в газетах и зачем я вам понадобилась?
— Да в том-то и дело, что ни за чем! Никому ты не нужна, и что с тобой делать — одному богу ведомо! — досадуя на непонятливость Эвридики, сообщил Тертый. — Связался с тобой Четырехпалый, как с фальшивой монетой — и толку с нее нет, и бросить жалко. Тебе же теперь к своим возвращаться нельзя без того, чтобы в тюрягу не загреметь. А мы тут надолго не задержимся, хочешь не хочешь придется за границу рвануть. И что с тобой шеф делать намерен — ума не приложу.
— Начни-ка ты с начала, а то я ничего не понимаю, — попросила Эвридика и жалобно добавила: — Даже как тонула, не помню. И как сюда попала. А тут еще ты со своими загадками.
— Ну, лады. Делать нечего, все равно придется кому-то тебя в курс дела вводить, — обреченно вздохнув, смирился со своей участью котоусый. — Начнем с того, что никакие мы не террористы…
Говорил Генка Тертый складно, и чем дольше он говорил, тем больше верила ему Эвридика, и тем меньше хотелось ей верить в правдивость услышанного. Будучи сотрудницей Института изучения аномальных явлений, она знала, что в некоторых районах земного шара за последние десятилетия резко возрос процент людей, физическое строение которых отличалось от нормального. Санкт-Петербург и его окрестности действительно являлись одним из очагов мутаций, и хотя ученые выдвинули множество гипотез, имевших целью объяснить этот неоспоримый факт, ни одна из них не могла считаться доказанной. Чтобы понять причины мутаций, по инициативе ООН была создана Международная сеть Медицинских центров, располагавшихся в наиболее мутационно активных районах Земли. Центры эти, работавшие под контролем ООН, занимались как изучением различного вида мутаций, так и помощью недееспособным калекам и уродам: глухим, безглазым, трехруким, сухоногим, толстякам и дистрофикам, карликам и великанам, не приспособленным к жизни среди нормальных людей. Исключением среди ужасных, угнетающих глаз и ранящих душу мутантов являлись люди, обладавшие ярко выраженными паранормальными способностями, которых, впрочем, было так мало, что их ничего не стоило пересчитать по пальцам. Счастливцы эти в опеке, понятное дело, не нуждались и становиться добычей любознательных медиков не спешили.
Наряду с Медицинскими центрами существовали тайные лаборатории, упорно трудившиеся над «усовершенствованием» человеческого организма. Сфера интересов их была широка: от печально известных попыток создания ихтиандров и человекороботов, бездумно выполнявших заложенные в них программы, до сенсетивов разных направлений: предсказателей, ясновидящих, пирокинетиков, лозоходцев и т. д., и т. п. Официально работы в этой области были запрещены по двум причинам. Первая заключалась в чрезвычайно высокой смертности добровольцев, участвовавших в экспериментах в качестве
Институту, в. котором работала Эвридика, многократно поручалось расследовать необъяснимые катастрофы, вроде столкновения в Ормузском проливе двух нефтеналивных танкеров, взрыв химического завода компании «Бразилиан ойл» и крушения самолета фирмы «Де Бирс», на борту коего находилась, по слухам, партия алмазов стоимостью в несколько миллиардов долларов. Такие, казалось бы, не связанные между собой происшествия объединяло два фактора: легко было отыскать тех, кому эти трагедии выгодны, и невозможно доказать злой умысел, поскольку все мыслимые меры защиты объектов, как от диверсий, так и от стихийных бедствий, были, по уверениям экспертов, своевременно приняты и должны были уберечь объекты от любых ударов судьбы. Сверхмощный компьютер Флоридского центра космических исследований на вопрос о гипотетическом злоумышленнике, способном проникнуть сквозь многоуровневые системы защиты, которыми были снабжены химический завод, танкеры и самолет, ответил однозначно и лаконично: «Дьявол».
Персонал химзавода не мог пронести с собой оружие, необходимое для повреждения находившейся в подземном бункере емкости с жидким ракетным топливом, но пирокинетик способен был сжечь герметические прокладки и создать необходимую для взрыва утечку вещества, а затем воспламенить его, находясь на достаточном удалении, чтобы не привлечь к себе внимания охраны и электронных средств слежения и сигнализации, которые ему, кстати сказать, тоже ничего не стоило вывести из строя. Столкновению танкеров предшествовал одновременный выход из строя главных и дублирующих бортовых компьютеров обоих судов, сопровождавшийся блокировкой ручного управления. Такое не то что осуществить, даже измыслить было мудрено, однако, согласно проделанным впоследствии расчетам, пара мощных телекинетиков теоретически могла сотворить подобный кунштюк. Что же касается самолета «Де Бирс», то в него ударила молния, пренебрегшая двумя эскортирующими истребителями, на одном из которых, по мнению «аномальщиков», находился сенсетив, обладавший даром аккумулировать и направлять в цель электрические разряды колоссальной мощности.
Одним словом, метазоологи, или метабиологи, как предпочитали они называть себя сами, сумели создать в своих лабораториях существ, обладавших поистине уникальными способностями, а хозяева их нашли способы погреть на этом руки, привыкнув плевать на любые законы из своего олимпийского поднебесья. Тайные лаборатории и научно-исследовательские центры продолжали плодить метабиотов, на что указывал рост числа «несчастных случаев», разорительных и гибельных для одних олимпийцев и на редкость выгодных и своевременных для других. Неолимпийцы оказывались в проигрыше при любом раскладе, ибо, «когда слоны толкаются, мошкара тучами гибнет».
Раз уж так повелось от веку, Эвридика воспринимала это как неизбежное зло. Кто-то, не жалея сил, работ нет для облегчения страданий несчастных в Медицинских центрах исследования мутаций, а кто-то убивает и калечит здоровых людей, пытаясь превратить их в метабиотов. Мерзавцев на свете хватает, спору нет, и всё же утверждение Генки Тертого, будто здешний МЦИМ трудится над изготовлением паралюдей, прикрываясь заботой об обиженных судьбой мутантах, выглядело совершеннейшей нелепицей. Слишком уж это цинично и подло, чтобы быть правдой! Однако самое ужасное и непонятное заключалось в том, что молодая женщина верила Тертому, ибо откуда-то знала о существовании в Санкт-Петербурге крупной компании по созданию метабиотов. Вот только откуда, оставалось неясным, хотя, похоже, сведения эти были каким-то образом связаны с произошедшим с ней самой несчастным случаем…