Проклятый Легион
Шрифт:
Норвуд представила себе, каково это — оказаться на поверхности отрезанным от командования, когда тебя преследуют беспощадные инопланетяне. От этой мысли она содрогнулась.
Кресло второго пилота пустовало.
— Что случилось с вашим напарником? — поинтересовалась Норвуд.
Пилот бросил взгляд на контрольный дисплей и почувствовал, как обратная связь потекла через кончики пальцев. Челнок управлялся с помощью рычагов, вживленных в его мозг.
— Она взяла флиттер и улетела домой.
Норвуд не особенно удивилась. Хотя кто–то продолжал сражаться, тысячи мужчин и женщин дезертировали за последние
— А где дом?
— В Ниберс Ноб.
— Ему досталась бомба в двадцать мегатонн. Прямое попадание.
— Думаю, она это знала, — невозмутимо ответил пилот.
— Да, — согласилась Норвуд. — Полагаю, знала. Да и зачем оставаться?
Пилот проверил мысленные системы. Все чисто.
— Разные люди реагируют по–разному. Ей захотелось домой. А я хочу прикончить нескольких гадов.
— Да, — кивнула Норвуд. — Я тоже.
Пилот послал мысленный приказ через интерфейс. Навалилась сила тяжести, и челнок стрелой поднялся сквозь дым.
Болдуин кричал, и кричал, и кричал. Не от боли, а от наслаждения, поскольку хадатанские машины могли доставлять и то и другое. Он лежал обнаженный на металлическом столе. Мышцы напряглись, дыхание перехватило, и очередной оргазм прокатился по его телу. Его плоть была настолько твердой, что, казалось, сейчас взорвется. Временами Болдуин почти хотел, чтобы она взорвалась.
Человеческий половой акт предполагает освобождение. Но инопланетяне исключили эту функцию, чтобы продлить Болдуину наслаждение, и тем самым невольно истязали его.
Но выбора не было. Хадатане считали необходимым своевременно раздавать награды и наказания. Ассоциацией наслаждения или боли с каким–то конкретным событием они надеялись закрепить данное поведение или отбить охоту так поступать. А поскольку Болдуин дал им отличный совет по поводу атаки на Мир Уэбера, он заслужил награду. И нравилась ему награда или нет, хотел он ее или нет, он ее заслужил и должен был получить.
Итак, Болдуин кричал, техник ждал, а хронометр отмерял секунды. Наконец, когда отведенное количество времени истекло, наслаждение прекратилось. Все тело болело. Человек лишь смутно сознавал, что здоровяк–инопланетянин снимает с него ремни, предназначенные не столько для наказания, сколько для защиты.
Никаких проводов отключать не пришлось, так как вся необходимая схема была хирургически имплантирована в его мозг и управлялась по радио.
Эта часть сделки меньше всего нравилась Болдуину, это знание, что инопланетяне полностью контролируют его тело. Но она была совершенно необходима, если он хотел и дальше продолжать сотрудничество. Если бы его попросили одним словом описать хадатанскую расу, это было бы слово «параноики».
Вот только для людей паранойя — это ненормальное поведение, а для хадатан — самое что ни на есть нормальное. Нормальное и желательное, учитывая особенности их родной системы.
Болдуин знал, что Хадата — их родная планета — в чем–то похожа на Землю и вращается вокруг звезды под названием Эмбер, которая на двадцать девять процентов массивнее Солнца.
Поэтому
Наблюдая эти изменения, хадатане поняли, что их светило превращается в красного гиганта и что им придется переселяться.
Еще больше усложняло ситуацию то, что Хадата состояла в тройственном союзе с подобными Юпитеру двойниками. Центры двойников отстояли друг от друга всего на 280 000 километров, так что между их поверхностями оставалось лишь 110 000 километров.
Не будь в системе никаких других планет, Хадата следовала бы позади юпитеров по почти идеальной круговой орбите, но другие планеты были, и их воздействия хватало как раз для того, чтобы заставить Хадату осциллировать вокруг движущегося по орбите тройного центра масс. Результатом стали бешеные перемены климата.
Времен года как таковых на Хадате не было. Основные изменения зависели от вечноменяющегося расстояния между Хадатой и Эмбером. Происходили они в течение недель, а не месяцев, и, значит, в любое время года могла наступить палящая жара или ледяной холод.
Вот почему хадатанам казалось, будто сама Вселенная ополчилась на них. В известном смысле так оно и было.
И все это вместе взятое объясняло необходимость имплантата. Если хадатане могли контролировать какую–то переменную, они непременно контролировали ее, зная, что контроль означает выживание. Более того, для расы вроде хадатан само существование еще одного разумного вида было нестерпимой угрозой. Угрозой, которую обязательно следовало взять под контроль и, если только возможно, полностью устранить.
Вот это–то стремление, эту необходимость Болдуин и собирался использовать. Единственная проблема — удастся ли ему до этого дожить?
Техник расстегнул последний ремень, и Болдуин сел. Инопланетянин попятился, прикрывая спину, — реакция настолько укоренившаяся, настолько естественная, что хадатане даже не думали о ней.
Этот инопланетянин весил около трехсот пятидесяти фунтов при росте в семь футов и имел термочувствительную кожу. Сейчас она была серой, но становилась черной на сильном холоде и белой, когда окружающий воздух сильно нагревался. У хадатанина была большая гуманоидная голова, рудиментарный спинной плавник, два воронкообразных уха и лягушачий рот с костяной верхней губой, которая осталась неподвижной, когда существо заговорило.
— Тебе что–нибудь нужно?
Человек свесил ноги и обратился к технику на его свистящем языке, похожем на шипение змей:
— Да, неплохо бы сигарету.
— Что такое сигарета?
— Не важно. Могу я получить свое снаряжение?
Хадатане не нуждались в других одеяниях, кроме боевой экипировки — бронежилетов, скафандров и прочего, — поэтому в их языке не было слова «одежда».
Сделав тыкающий жест, означающий «да», хадатанин исчез. Вернулся он через несколько минут с одеждой Болдуина.