Проклятый Легион
Шрифт:
— Верно, — спокойно ответил хадатанин. — Незачем вести переговоры о том, что уже наше.
У Норвуд внутри все оборвалось. Она осторожно выбирала слова.
— Но зачем атаковать? Зачем разрушать то, ради чего вы тратили жизни?
Позин—Ка моргнул, и на мгновение, на одно лишь мгновение, сомнение мелькнуло в его глазах. Или ей почудилось? Его ответ был взвешенным и казался бесстрастным.
— Мы будем атаковать, пока есть признаки сопротивления. Сопротивление не может быть терпимо. И мы его не потерпим.
— И это хорошая практика для войск, — бодро вставил Болдуин. — Вроде разминки для будущих сражений. Мы, кстати сказать, пропустили все ваши торпеды. Надеемся, Империя ответит.
Норвуд посмотрела на Болдуина так, как ученый–естествоиспытатель рассматривал бы не совсем приятный образец. Она увидела густые каштановые волосы, разделенные посередине пробором и зачесанные назад, высокий лоб, напряженные глаза, аристократический нос и выразительный рот. Красивый мужчина, если не считать чего? Некой слабости, которая, подобно трещинке в металлическом лезвии, обнаруживалась под давлением. Глаза Норвуд сузились, а голос стал жестким.
— Так это игра? Подачка вашему самолюбию? Глаза Болдуина вспыхнули от сдерживаемого гнева. На левом виске забилась голубая жилка.
— Нет! Это доказательство! Доказательство, что они были неправы! Доказательство, что я годен для командования!
Внезапно ее осенило. Полковник Алекс Болдуин. Конечно! Как же она раньше не вспомнила. Его отдали под трибунал, что было большой новостью на Имперской Земле и еще большей новостью в военных кругах, где полагали, что все обвинения ложны. Речь шла о резне в каком–то краевом мире, о наркотиках и племяннике императора.
— Да, — сказал Позин—Ка, словно читая ее мысли. — Полковник Болдуин предал свой народ, чтобы доказать свою компетентность. Так, во всяком случае, утверждает он. Но есть и другое объяснение. Наши лучшие ксенопсихологи обследовали полковника Болдуина и пришли к заключению, что его подлинный мотив — месть.
Норвуд не знала, что удивило ее больше всего. Спокойное, чуть ли не клиническое описание хадатанином психологии Болдуина или отсутствие видимой реакции со стороны обсуждаемого.
У Болдуина был такой вид, будто военный командующий вообще ничего не говорил, будто он умеет отфильтровывать то, чего не хочет слышать, будто он не совсем нормальный.
Норвуд посмотрела на Позин—Ка и снова увидела то непонятное выражение, которому не могла подобрать названия: сочувствие? понимание?
— Что ж, значит, так тому и быть, — раздался голос Мартина.
Все повернулись к нему. Норвуд нахмурилась.
— Чему быть?
Мартин пожал плечами. Его темные глаза сверкнули.
— Тому, за чем мы пришли. Вы слышали гада… никаких переговоров, пока не кончится сопротивление… а значит, нам нечего терять.
— Постойте, Мартин, не делайте ничего…
Но лейтенант авиации закрыл глаза, активировал свой имплантат и послал на челнок мысленный приказ. И на палубе в полумиле от командного центра реле замкнулись, хлынула энергия, допуски превысились, и самолет взорвался. Это был козырной туз Мартина, маленький сюрприз, придуманный им и шефом наземной команды по фамилии Перес.
Но этим все не кончилось. Взрыв челнока породил настоящую цепную реакцию. Следом за ним взорвался хадатанский штурмовик, что в свою очередь вызвало еще несколько взрывов, от которых содрогнулся пол под ногами Мартина. Через несколько мгновений донеслись глухие раскаты, подтвердившие то, что произошло.
Мартин открыл глаза, и в ту же секунду Имбала—Са двумя низкоскоростными дротиками пробил его сердце.
Завыли сирены, по корабельной оповещательной системе прозвучали приказы, и уцелевших людей выволокли из комнаты.
Норвуд попыталась запомнить расположение коридоров, но скоро сбилась.
Во всех направлениях, выкрикивая друг другу приказы, бежали члены экипажа, делая все то, чему их обучали.
Трудно было думать среди этого смятения, но одна мысль оставалась четкой. Мартин прикончил–таки несколько инопланетян, тем самым ненароком усилив их расовую ксенофобию. Пройдет много времени, прежде чем хадатане снова согласятся встретиться с людьми. Если это вообще когда–нибудь произойдет. За этой мыслью потянулись и другие, но разбежались, когда Норвуд втолкнули в грузовой лифт и зажали в угол.
Поездка была очень короткой, а затем ее вытолкнули, протащили по коридору, швырнули в маленькую каюту и привязали к вмонтированным в стену кольцам.
Болдуина раздели, заставили лечь на металлический стол и пристегнули ремнями. Он сказал что–то на хадатанском, и техник зашипел в ответ.
Норвуд страшно испугалась, но всеми силами постаралась скрыть это.
— Что происходит? — спросила она.
Болдуин хотел небрежно усмехнуться, но вместо усмешки у него вышла болезненная гримаса.
— Хадатане считают, что немедленная награда или наказание способны изменить последующее поведение. Я привел вас сюда, значит, и ответственность за ваши действия лежит на мне.
— Что они будут делать?
— Меня вынудили согласиться на имплантат. Через него они могут доставлять мне наслаждение или боль.
Норвуд чуть подумала.
— Вы заслужили боль. Болдуин понимающе кивнул:
— Да, с вашей точки зрения, полагаю, заслужил. Техник включил таймер и коснулся одного из
огоньков на пульте управления.
Болдуин закричал, от боли выгнул спину и забился в конвульсиях.
Норвуд думала о планете внизу, о людях, которых он убил, и пыталась наслаждаться муками Болдуина.
Но крики все продолжались и продолжались, и как она ни старалась, она не смогла удержаться от жалости к этому человеку.
2
Луи Филипп, Король Франции
Приветствуем всех нынешних и грядущих. Принимая во внимание Закон от 9 марта 1831 года по докладу нашего военного министра, Мы приказываем: