Проклятый оборотень. История одной потерянной души
Шрифт:
– Тебе чего, урод? Ты что-то хотел сказать этой девочке? У тебя какие-то претензии? – спокойным тоном проронил Верн.
– У меня претензии к тебе! Чего встал? Сядь и ешь. Или отойди, – долговязый проигнорировал оскорбление и неуважительный тон. Протянул руку, чтобы схватить девочку за волосы. Но она в мгновение была остановлена и с силой вывернута из сустава, длинный взвыл от боли.
– Я что-то не расслышал. Повтори, пожалуйста. – Верн снова дернул парня за выкрученную руку и приблизился ближе к лицу корчившегося от боли. – Не понимаю, что ты говоришь?
Двое других отступили от них. И в столовую вошла главная надзирательница. Так Верн
Время шло, медленно тянулись однообразные дни. Уроки, дополнительные занятия, спортивная секция по баскетболу – все это утомляло Верна, но он упорно трудился, чтобы не оказаться на улице и не потерять Соню. Хотя давалось все это тяжело, никто в детском доме так его и не принял. Верн вырос, возмужал. И в нем билась сила. Он чувствовал свою мощь. Гибрид требовал освобождения и оборота. Ему уже было почти семнадцать. Обычно гибриды оборачиваются раньше, лет в пять-семь.
Драки, постоянная ругань и стычки на уроках. Жесткий отпор, и снова встреча с директором. Его боялись и ненавидели все дети, обходили стороной. Только белокурая Соня держалась за его спиной и шла за ним.
В этот вечер ссора с учителем литературы и русского языка привела его в кабинет директора.
– А, Вениамин, – Евгений Петрович, седовласый сильный мужчина, сидел за массивным столом и что-то писал, когда Верн спокойно вошел в кабинет. – Проходи. Что на этот раз?
– Эта сухая селедка снова влепила мне пару за то, чего я не делал, – внешнее показное спокойствие не могло скрыть бурю внутри Верна. Хотелось разнести все вокруг к чертовой матери, но гибрид внутри выжидал.
Директор поднял глаза от своего документа и внимательно посмотрел на него, сведя густые лохматые брови.
– Для начала давай успокоимся? – Верн мотнул головой в знак отказа. – Хорошо, давай разберемся… – снова отказ. – Так чего же ты хочешь? Выйти отсюда на свободу? Может, выпустить тебя сейчас?
Если Верна выгонят, Соня останется здесь одна. Она младше и не сможет уйти вместе с ним. Испуг на лице или напряженное молчание заставили Евгения Петровича улыбнуться. Его светло-карие глаза лучились добротой, морщинки собрались на щеках, делая его еще старее. Хотя все и говорили, что такого жесткого и злого дядьку надо еще поискать, Верн видел его насквозь. Бывший военный просто не мог вести себя иначе, гордость и честь ему этого не позволяли.
– Давай так. Я отпущу тебя сейчас. На этот раз. Но чтобы в последний раз, понял? – даже палец вытянул и указал прямо в лицо парня.
Верн расслабился и улыбнулся. Кивнул. И так он получил очередной выговор и предупреждение, занесенное в дело.
Верн вышел на площадку. На корте бегали ребята, увидев его, они насторожились и затихли. Бесит. Сидеть на скамейке около здания детского дома перехотелось. Искать Соньку тоже. Решил пойти в парк. Это недалеко, да и голову проветрит.
Опавшие листья лежали вдоль дорожки, выложенной камнем. Он пнул один раз, другой, листья разлетелись в стороны. Что так злит его? Почему никак не успокоиться?
Верн опустился на скамейку и откинулся на спинку, запрокинул голову и уставился в вечернее небо.
Несколько минут он прислушивался к окружающему миру. Шуршали листья на ветру, и пели птицы. Все вокруг умиротворяющее жило. И только буря в душе не унималась. Он достал из внутреннего кармана припрятанную книжку из библиотеки. Книги выносить за пределы детского
– Ты слышишь меня? – женский голос был тихий и шипящий, девушка растягивала слоги и говорила нараспев. Он сглотнул, решив, что сошел с ума.
– Да! Ты слышишь меня! Я хочу тебе помочь выбраться отсюда. Ты готов изменить жизнь к лучшему? – волосы на затылке зашевелились, паника накрыла в мгновение. Забытые, но такие близкие ощущения снова вернулись. Словно где-то рядом, за спиной прошла тень матери и коснулась его спины. Верн кивнул и начал озираться по сторонам.
В парке никого, кроме него, не было. Он сидел на лавке под фонарем и читал книжку. Точнее, держал ее в руках и не мог сосредоточиться на буквах. Все внутри кипело от ярости, и в один миг все эмоции пропали. Осталась только растерянность и непонимание.
– Я расскажу тебе, как устроен мир… Куда нужно идти и как достичь поставленной цели. Ты готов? Да, ты готов. Тебе нужно расслабиться и совершить свой первый оборот, я чувствую в тебе силы и потенциал.
– Кто ты? Где ты? Зачем тебе это? Никто не делает добрых жестов просто так… – он вскочил на ноги и, бросив книгу, резко обернулся.
– Я здесь, – послышалось справа у самого уха.
Он резко вскинул руки и обернулся.
– И здесь тоже я, – он дернулся в противоположную сторону и снова обернулся.
На пустынной улице никого не было. Начал накрапывать дождик, и волосы юноши покрывались мелкой россыпью, что искрилась в свете фонарей. На лице то ли испарина от ужаса происходящего, то ли от дождя. Неужели пришло время и ему сойти с ума, как матери?
– Я помогу тебе! И ты станешь королем! Хочешь быть королем, мальчик?! – он нерешительно кивнул. – Я помогу вернуться домой, в измерение Гандиары, помогу пройти по этому пути и возвыситься, ты станешь самым влиятельным и сильным. Ты победишь свои страхи и никогда не будешь ни в чем нуждаться. Хочешь? – Верн снова кивнул. – Я все расскажу, но позже, я помогу, а ты пока иди, жди моих указаний.
Первый оборот произошел в душе. Трое парней ждали, пока он разденется и войдет в кабинку. Его пинали и швыряли о стену. Заламывали руки и били по лицу. Пару раз он умудрился ответить и разбил нос обидчику. Но силы были неравны, и ему пришлось сдаться, оставшись лежать на холодном полу кабинки. Злобно усмехаясь, взрослые парни открыли холодную воду и вышли из кабинки в общую душевую.
После драки и всплеска адреналина, качаясь, он поднялся на ноги, держась за скользкую стену. Он стоял под струями ледяной воды, смывая свою и чужую кровь с лица и рук. Вдруг тело сковало, колени подкосились, и, упав на мокрую плитку, он забился в сотрясающей болью судороге. Он хрипел и стискивал зубы, чтобы не закричать. Глаза закатывались, и мир тускнел. Картинка окружающих стен мелькала и пропадала. Кажется, мучительный спазм длился вечность, до скрежета зубов он смыкал челюсти, мычал от дикой разрывающей боли, катался по полу. Еще миг, и мышцы разорвало бы от напряжения. Кости трещали и выворачивались из суставов, заставляя выть от безысходности.