Прокурор Горайко и его коллеги
Шрифт:
Следователь десятки раз допрашивал жену Дадиомова, но все безрезультатно, и очередной допрос он проводил, мало надеясь на успех. Вдруг он заметил, что Елена Дадиомова чем-то взволнована, что-то хочет сказать, но не решается. Василенко еще раз напомнил ей о значении чистосердечных показаний, о том, что от ее объективного рассказа зависит многое в судьбе ее мужа.
Слова Василенко дошли до сознания Дадиомовой. Она несколько секунд раздумывала, как бы колеблясь, и вдруг решилась:
— Пишите, я все расскажу, — и начала свою исповедь.
Я останавливаюсь на ней подробно потому, что
— Приехали мы в город сразу после демобилизации мужа из армии. Война окончилась. Имущество все до последней нитки было потеряно в войну. Муж начал работать. Как-то раз он пришел домой и рассказал, что его поставили перед фактом участия в хищении продукции. Оказалось, что он несколько раз подписывал накладные на готовую продукцию его цеха, которая по этим накладным и была вывезена с фабрики расхитителями. Муж переживал, нервничал, а я еще больше. Я умоляла его пойти в прокуратуру или милицию и рассказать о случившемся, но он не решался. Его уже крепко опутали опытные жулики. Потом муж начал приносить эти преступно полученные деньги домой, и мы махнули на все рукой. Приобретали сначала необходимые вещи, а потом, когда эти доходы увеличились, покупали и дорогие вещи, без которых вполне бы можно обойтись. Всего у нас было вдоволь, но жизнь стала неспокойной, тревожной.
— Как-то муж принес тридцать тысяч [1] . Я сначала испугалась такой суммы, а потом смирилась. На эти деньги можно было не только хорошо жить, но и кое-что положить на сберкнижку, на будущее. Потом муж приносил еще большие суммы, и я их прятала. Часть денег я отвезла к своей сестре в Белгородскую область. Положила их в стеклянную банку и закопала на опушке леса против дома…
Так шаг за шагом она поведала историю их падения, и по всему было видно, что она говорила правду…
1
Суммы указаны в масштабе цен до 1961 года.
Следователь уточнил, где именно спрятаны деньги, и пришел ко мне с докладом. Я, конечно, дал ему совет немедленно выехать в Белгородскую область.
Показания Дадиомовой подтвердились. Василенко без особого труда нашел «клад», в банке оказалось сто сорок тысяч рублей…
Но всю ли правду сказала Дадиомова?
— Думаю, что нет, — высказал я предположение.
Следователь решил допросить ее соседку Зинченко в надежде, что она поможет найти и другие ценности, припасенные расхитителями «на черный день».
Но Зинченко заявила, что о ценностях Дадиомовых ей ничего неизвестно. Впрочем, сама того не ведая, она подсказала следователю, где их можно искать. Когда арестовали Дадиомову, то племянница, проживающая у них, советовалась с Зинченко, ехать ли ей в Харьков (зачем — она не сказала), но она ей не советовала этого делать, чтобы не оставлять квартиру Дадиомовых без присмотра.
Не за деньгами ли тетки она хотела отправиться в Харьков? Предположение Василенко не было лишено
После этого Дадиомова была вызвана на новый допрос. Она была очень смущена, узнав о поездке следователя в Харьков, и поняла, что в ее искренность теперь уже не верят. Но ей очень хотелось добиться доверия. Чистосердечным признанием рассчитывала она облегчить участь мужа. И когда следователь стал ее расспрашивать о ценностях других участников хищений, она сказала, что у Колесова, несомненно, есть золото, но, где он его хранит, она не знает.
Следователь решил дать Дадиомовой очную ставку с Колесовой. Он рассчитывал, что Дадиомова, стремясь доказать свое желание помочь следователю, как-то повлияет на Колесову, которая уверяла следователя, что «никаких ценностей у них и в помине не было».
И вот в кабинете следователя встретились две хорошие знакомые. Сначала расплакались, а потом стали непринужденно беседовать. Дадиомова и в самом деле так повлияла на свою приятельницу, что та в результате сообщила, что золото она передала мужу, но, где он его спрятал, — не знает.
Новая очная ставка. Между Колесовым и его женой. Она подтвердила, что передала золото ему. После этого он не стал запираться.
— Золотые монеты, — признал он, — лежат на чердаке мастерской в старом ботинке…
С участием понятых следователь немедленно отправился в указанное место.
В углу чердака лежали старые, рваные ботинки. В них несколько баночек из-под горчицы. В этих баночках находилось сто шесть золотых десятирублевок царской чеканки. Почти килограмм золота!
Прекрасно! Но все ли это? Вопрос этот встал неспроста. Практика говорит, что чаще всего хапуги не сразу выдают награбленное.
— Все сдали? Расскажите правду!
— Поверьте мне, все отдал, — с деланной искренностью утверждал Колесов.
— А в Сочи? — спрашивает Василенко. Он знает, что там живет сестра Колесова. — Там ничего не осталось?
Колесов явно смущен… Но если изображать кающегося грешника, то уж до конца.
— Извините, — говорит он. — Вот уж действительно позабыл.
— Что именно позабыли?
— По-моему, — говорит Колесов, — там должно быть тысяч до двухсот денег и облигаций трехпроцентного займа около трех тысяч. Да, еще золотые вещи: часы, кольца, серьги, цепочки…
На следующий день Василенко вылетел в Сочи. Вот и дом сестры Колесова. Скажет ли она, где спрятаны деньги? Или придется обыскивать дом и всю усадьбу?
Сестра Колесова, разумеется, не ожидала этого визита. В доме все забегали и засуетились.
— Никаких ценностей и денег мне брат не оставлял, — взволнованно говорит Колесова. — Это выдумки! Впрочем, ищите, сколько заблагорассудится…
Василенко не заставляет себя уговаривать. С ним понятые и милиционеры: он приступает к обыску. Обыск длится долго. Уже все осмотрено, а ценностей и денег пока нет. Василенко еще раз оглядывает комнату. Фикус? Ну как же он раньше об этом не подумал! Следователь подходит к роскошному фикусу и, взяв его за ствол, поднимает из кадки. На дне ее в двух стеклянных банках лежат деньги, золотые предметы и облигации.