Прокурор идет ва-банк
Шрифт:
— Хватит, хватит! — запротестовала Маша. — Я не взяла ту коробку конфет.
— Молодец! — похвалил ее Ярыгин. — Стойкий товарищ.
Оболенцев с нежностью посмотрел на жену друга, которая поражала его отсутствием в ней меркантильности, наивностью, верой в добро.
«Вот такую тебе надо было искать, — грустно подумал он, — а ты погнался за красотой, длинными ногами, стройной фигурой».
Маша устало зевнула, и Оболенцев воспользовался случаем, чтобы договориться с Ярыгиным о дальнейших шагах по распутыванию сложного дела.
— Может, мы отпустим хозяйку отдохнуть?
— Конечно, Машенька! — обрадовался Ярыгин. — Иди-ка ты баиньки. Тебе надо выспаться, завтра у тебя утренняя смена, рано вставать, а ребенку нужна здоровая мама, с крепкими нервами.
Маша была рада возможности отдохнуть, к вечеру она чувствовала себя сильно уставшей.
Она попрощалась с Оболенцевым и удалилась в спальню, где только кровать и осталась — вся мебель была вынесена в гостиную.
Мужчины, оставшись одни, молчали.
Оболенцев смотрел в окно на черное, без единого просвета небо, прислушиваясь, как дождь ритмично барабанит по карнизу.
А Ярыгин, прикрыв на всякий случай дверь, рассматривал кухню, словно прикидывал, во сколько ему обойдется ремонт. Особенно его заинтересовал опасно нависший над газовой плитой кусок штукатурки.
Внезапно Ярыгин очнулся и засуетился. Он достал фаянсовые кружки, поставил их на клеенку канареечного цвета с разноцветными кружками. Затем извлек большой кофейник и заварил крепчайший кофе.
— Куда тебе ехать в такой ливень. Оставайся у нас. Обговорим все как следует.
Веки у Оболенцева смыкались. Бессонная ночь брала свое. Но ему очень хотелось довести разговор до конца.
— А кто-то здесь сказал что-то против? — подражая одесскому акценту, проговорил Оболенцев. — Я могу и в кресле спать, особливо после такого коньяка. А если еще и кофе угостят с остатками этого божественного напитка, то будет совсем хорошо.
Заваренный кофе Ярыгин разлил по чашкам.
Оболенцев, не любивший очень горячий кофе, стал дуть на него, а приятель, воспользовавшись его молчанием, опять усомнился в предстоящем деле.
— Действительно у тебя ценный дар! — удивленно повторил он. — Любого уговоришь. Вот только информатор у тебя на сей раз уж больно ненадежный… Прокольчик может получиться.
Ярыгин весело посмотрел на Оболенцева. Тот неуверенно пожал плечами, мол, поживем — увидим.
— Нет, скажи, — не отставал он от друга, — как ты в конторе объяснишь: бывший делец, к тому же откинувший копыта в совдеповской тюрьме, передает из-за рубежа ценную информацию… Да тебя…
И Ярыгин многозначительно провел ребром ладони по горлу.
— Ну, ладно, хватит куражиться, — перебил его Оболенцев. — С информатором ты прав. Мне, может, ничего в конторе и объяснять не придется, Майеру нет смысла клепать на других… А потом, если все подтвердится, мы найдем процессуальные основания для возобновления следствия.
— Они же его обобрали как липку. Унизили! Желание отомстить — достаточно сильный стимул.
— Ему нет смысла врать! — вновь повторил Оболенцев. — Он рискует куда больше, чем мы. Пока что мы себе только прогулку на юг устраиваем, а он уже является носителем очень горячей информации…
Кофе подостыл, и Оболенцев стал жадно пить, предварительно плеснув в чашку немного коньяка.
— Кстати, дорогой мой друг Ваня! — шутливо добавил он. — В отпуске надо иногда посещать курорты… К тому же у тебя билет, если мне не изменяет память, бесплатный…
— Билет-то бесплатный, — ворчливо заметил Ярыгин, — а суточные кто оплатит? Майер?
— Ну, о суточных не беспокойся, это я беру на себя! — пообещал Оболенцев.
— То-то у меня вчера левый глаз чесался! — неожиданно озорно воскликнул Ярыгин. — Не-ет! Помнит Бог о младенцах, пьяницах и операх.
Он подошел к ящику для овощей, сколоченному под окном кухни.
— Если об операх, то лишь с божественной музыкой, — пошутил Оболенцев.
— А душа поет всегда божественное, — пропел Ярыгин, копаясь в ящике.
Через пару минут он извлек оттуда завернутый в тряпку продолговатый предмет, в котором опытный взгляд Оболенцева сразу же распознал пистолет.
И это был действительно пистолет системы Стечкина.
Ярыгин был очень доволен произведенным впечатлением. Подбросив на ладони оружие, он направил его в сторону окна и, как бы целясь, стал потихоньку поднимать вверх.
— Ладно! Давай спать, — устало обратился к другу Оболенцев. — Завтра в путь-дорогу.
Ночи были еще холодными, поэтому Ярыгин принес приятелю теплый голландский плед и односпальный матрац на раскладушку. Знал его пристрастие спать с раскрытым окном.
— Утепляйся, пока мы не на всесоюзном курорте!
Заснули они, едва головы коснулись подушек.
Начало курортной жизни
Друзья решили ехать поездом. Особой спешки не было, да и билеты проще достать. Они знали, что на месте вниманием обделены не будут, там их еще хорошо помнили. Понимали и то, что, если резко дернуть паутину, пауки сразу сбегутся для ее защиты со всех сторон. А потом начнется ритуальное пиршество, когда из попавших в нее жертв высасывают соки. А им не трогать надо было эту паутину, а уничтожить. Ведь среди тех, кто ткал ее, были и овцы, предназначенные для заклания, и волки, убивающие для забавы.
До славного города-курорта доехали без приключений. Оболенцев, в течение недели перенесший два больших перелета, никак не мог адаптироваться и все время спал. Разбудил его гортанный голос буфетчика. Усатый кавказец с огромной корзиной в руке, в которой рядом с безалкогольными напитками мирно соседствовали винно-водочные изделия, заглядывал почти в каждое купе и кричал: «Лечение живота, поправление головы».
Ярыгин купил у него две бутылки минералки, пару бутербродов и пачку печенья. Это и был весь их завтрак.