Прокурор

Безуглов Анатолий Алексеевич

– Не знаю, зачем нам обрекать себя на заведомо бесперспективное дело?
– вздохнул следователь.
– Потом придется продлевать срок расследования, объясняться... Или вообще ляжет грузом, как нераскрытое. А отчетность...
– Он не договорил, поднялся.

– Странно, Евгений Родионович, что вы не рветесь в бой. Молодой, только начинаете как следователь. А ждете, когда факты и улики сами свалятся с неба. Не ждать их надо, а искать... Другого пути нет. Ясно?

– Попробую, - с кислой миной ответил Глаголев.

Когда дверь за ним закрылась, Измайлов подумал, что,

с одной стороны, доводы Евгения Родионовича были довольно серьезными - случай с чемоданом мог оказаться неразрешимой проблемой, с которой, увы, сталкиваются порой следственные органы. Продление срока предварительного следствия, нераскрытые дела... Для отчетности - вещь неприятная.

"Ох уж эта статистика!
– невесело размышлял Захар Петрович.
– Разве можно за цифрами увидеть настоящую картину? Особенно в работе следователя. Сколько сил, сколько бессонных ночей и напряженных дней требуется иной раз для разоблачения и поимки преступника! И кто потом помнит само дело, его конкретные обстоятельства? Только следователь. В отчетах же лишь цифры, безликие и бесстрастные... К сожалению, именно по ним часто судят о работе и следователей и прокуроров. Правда, на последнем Всесоюзном совещании лучших следователей Генеральный прокурор Союза ССР заявил, что о следователях будут судить не по статотчетам, а по конкретным делам..."

Измайлов посмотрел на часы. Рабочий день давно кончился.

Когда он вышел из дверей прокуратуры, Май, стоя возле автомашины, сиял от удовольствия. Захар Петрович открыл дверцу рядом с водителем.

– Неужели не заметили?
– огорченно произнес шофер, направляясь к своей дверце.

– А что?
– удивился прокурор.

Май указал на бампер.

Измайлов оглядел машину и улыбнулся: над бампером красовались еще две фары. С желтыми стеклами.

– Каково, а?
– торжествовал Май, когда они снова уселись в машину.

– По-моему, излишество, - осторожно заметил Захар Петрович.

– Как? Противотуманные фары - излишество? Вдруг придется выезжать рано утром на место происшествия?

– А-а, - протянул Измайлов, как бы соглашаясь с доводами шофера, а потом добавил: - Мне кажется, туманов в ближайшее время не ожидается.

– Готовь телегу зимой, а сани...
– откликнулся Май, трогая с места. Такие фары только на газике Никулина да у вас, - гордо произнес он.

– У нас, - поправил Захар Петрович.
– Где разжился?

– Натуральный обмен, - уклончиво ответил шофер.

– Красные "Жигули"?
– вспомнил прокурор владельца машины, на которой на днях Май прикатил в прокуратуру.

– Да, - кивнул шофер.

– И компрессор он?..

– Любую запчасть достанет. Мировой парень.

По-видимому, эти расспросы смущали Мая, и он сменил тему.

– Телевизор вчера смотрели?

– А что?

– "Гусарская баллада" шла...

– Не дали досмотреть, - сказал Захар Петрович.
– А фильм хороший. Что актеры, что сюжет, что музыка...

– А вы знаете, что в жизни такое было на самом деле? Переодетая в гусара девчонка воевала?

– Знаю, - кивнул Измайлов.

Май частенько задавал такие вопросы, на которые

редко кто мог и ответить. Например: где живет самый старый житель на нашей планете? Или: в каком городе была сделана самая большая яичница?

Первое время Измайлов поражался такой широте интересов. Но постепенно "феномен" Мая был раскрыт: у него была страсть вырезать и коллекционировать сообщения из газет и журналов, которые печатались в таких рубриках, как "Понемногу обо всем", "Неизвестное об известном", "Разные новости", "Копилка курьезов". А память у водителя, к слову сказать, была прекрасная.

Как правило, Захар Петрович ответить на заданный вопрос не мог: нельзя же объять необъятное, как говорил Козьма Прутков. Но все-таки прокурор старался не упустить случая сквитаться с шофером.

– Знаю, - повторил Захар Петрович, заметив лукавый взгляд Мая.
– В основе водевиля "Давным-давно", а это по нему сделали фильм "Гусарская баллада", лежит история Надежды Андреевны Дуровой.

Измайлову как раз недавно попала в руки книга "Записки кавалерист-девицы", написанная самой героиней Отечественной войны 1812 года.

– Верно, - кивнул Май, а в глазах - озорной огонек: рано, мол, торжествовать.
– А ведь была еще одна отчаянная девица. Раньше Дуровой военной стала... Знаете?

Измайлов засмеялся: да, недооценил он Мая. И развел руками: сдаюсь, мол.

– Ту, другую, звали Тихомировой Александрой Матвеевной. А служила она капитаном в мушкетерском Белозерском полку, - начал рассказывать Май. Отчаянной храбрости была! Настоящий герой! Солдаты дивились, не зная, что она женщина. У-у!
– протянул он восхищенно.
– Вот о ком надо кино делать! И душевная была. Почти все свои деньги эта Тихомирова завещала солдатам своей роты...

– А как она умерла?

– Погибла... А сражение в том бою наши выиграли.

– Почему пошла в армию, не знаешь?
– заинтересованно спросил Измайлов.

– Как не знаю. Тоже интересно, - с удовольствием "образовывал" своего шефа шофер.
– Понимаете, был у Тихомировой родной брат. Как две капли воды на нее похожий. Служил он в том самом Белозерском полку. Однажды его вызвали в Петербург для сдачи экзаменов на офицерский чин... Куда ты, дура!
– крикнул вдруг Май, резко тормозя.

Перед самым носом машины проскочила через дорогу собачонка. Шофер снова набрал скорость.

– Вот несмышленая, - продолжал ворчать он.
– На чем я, Захар Петрович, остановился?

– Брат Тихомировой поехал в Петербург.

– Ага... Получил он, значит, чин поручика. Когда возвращался в полк, заехал по дороге домой. А дома беда. Семья разорилась, отец помер. Тоже был военный, майор. В отставке. А матери у них давно не было, сиротами росли... Ну, брат от сильного переживания тут же преставился. И осталась Александра Матвеевна одна. Совсем без денег. Жить не на что. Посоветовалась она с няней. И решила, что наденет мундир брата и поедет вместо него служить. Тем более, науку военную она знала, сызмальства увлекалась... Поехала. И скоро дослужилась до капитана. В этом чине и воевала. Стало быть, она и есть первая в русской армии женщина-офицер...