Прокурор
Шрифт:
Там она познакомилась с прокурором Южноморска Вадимом Лукьяновичем Труниным. Загорелый, как, впрочем, почти все жители этого южного города, с бородкой и густой каштановой шевелюрой, Трунин, узнав, что она из Зорянска, поинтересовался:
– Как там поживает Измайлов?
– В трудах и заботах, - ответила Гранская.
– Уж вам этого объяснять не надо...
– Да уж знаю, - кивнул Вадим Лукьянович.
– Интересный он человек, своеобразный. Мы познакомились в Москве, в Институте усовершенствования...
Трунин был одних
– Впервые в Южноморске?
– неожиданно спросил прокурор.
– Впервые, - подтвердила Инга Казимировна.
– Нравится?
– Еще бы!
– воскликнула Инга Казимировна.
– Я очень люблю наш край, и особенно весну. Сколько у нас птиц! Лебеди, гуси, цапли, утки. Сонмы! Между прочим, водится здесь интересная птица. Утка-пеганка. Знаете, где она выводит птенцов?
– Понятия не имею.
– В лисьих норах.
– В заброшенных, что ли?
– Да нет. Вместе с хозяйкой, рыжей проказницей...
– Ну и ну!
– покачала головой Инга Казимировна. Она все больше удивлялась тому, что сообщал ей Трунин.
– Так ведь даже дети знают, что лисичка-сестричка особо охоча до курочек и уточек...
– А вот пеганок и ее детишек почему-то не трогает.
– Вадим Лукьянович развел руками: - Загадка природы. Ученые ломают головы, а понять сей парадокс не могут...
Гранская, как зачарованная, смотрела в распахнутое окно, на лиманы, которым, казалось, не было конца и края, и, думая о чем-то своем, вдруг резко повернулась к Трунину и спросила:
– Вадим Лукьянович, а что можете сказать о вашей сувенирной фабрике?
Трунин рассмеялся.
– Что в этом смешного?
– спросила Гранская.
– Следователь есть следователь, - продолжал улыбаться прокурор.
– Я понимаю, может быть, не к месту...
– оправдывалась Инга Казимировна.
– К месту, - серьезно сказал Трунин.
– Знакомо. Сам начинал в прокуратуре со следственной работы... Значит, подцепили кого-то из зарембовских?
– Подцепили. Но рыбка с крючка сорвалась. Впрочем, может, это вообще ложный ход...
И она коротко рассказала об истории обнаружения в Зорянске чемодана с дефицитом, гибели радиомастера Зубцова и непонятном поведении Марчука.
– Понимаете, пока что бесспорно одно: целлофановые сумки, найденные в том чемодане, производятся на вашей сувенирной фабрике, - закончила Гранская.
– Ну, что я могу сказать о фабрике, - выслушав следователя, сказал прокурор города.
– На всех совещаниях, собраниях и заседаниях Зарембу хвалят.
Инга Казимировна вспомнила по ассоциации: у них, в Зорянске, говоря о машиностроительном заводе, тоже прежде всего называют директора. Самсоновский завод, самсоновские рабочие...
– Даже ставят в пример другим, - продолжал Трунин.
– И дисциплина на высоте, и культура производства. Пьянства
– А хищения, мелкое воровство?
– Насколько я знаю, в этом отношении спокойно. Никаких сигналов от ревизоров, народных контролеров... Впрочем, я бы посоветовал вам поинтересоваться в городском управлении милиции. Может быть, что-то прошло мимо нас...
– Да, - заметила Инга Казимировна, - прямо идеальное предприятие...
– Наверное, свои проблемы есть. И нарушения тоже, уверен. Только их меньше, чем на других. Буквально в прошлом месяце с администрацией фабрики конфликтовал один рабочий. По поводу незаконного увольнения. Обратился к нам. Предъявили иск... Суд восстановил его на работу.
– Вадим Лукьянович помолчал и добавил: - Но самое странное, после восстановления он вдруг сам ушел с фабрики, по собственному желанию...
– Главное, доказать свое, что ли?
– Не знаю, что произошло. Может быть, понял, что лучше уйти. Насильно, как говорится, мил не будешь...
Из дальнейшего разговора Гранская поняла: ничего конкретного из того, что ее интересует, Трунин сообщить не может...
Вернувшись в гостиницу, Инга Казимировна еще долго сидела на балкончике, овеваемая бризом, настоянным на запахах моря, смотрела на лунную дорожку и слушала шелест прибоя.
* * *
– Час от часу не легче, - сказал Зарубин своему помощнику Авдееву, когда тот вошел в кабинет прокурора области, и протянул бумагу. Ознакомьтесь.
Владимир Харитонович хотел было тут же ее прочесть, но Степан Герасимович спешил куда-то и попросил забрать бумагу, а мнение доложить потом.
Вернувшись в свой кабинет, Авдеев бегло просмотрел написанное. Затем прочитал еще раз - теперь уже с напряженным вниманием.
Это было новое заявление Федора Белоуса в обком партии, пересланное оттуда в облпрокуратуру.
Белоус гневно возмущался тем, что до сих пор к Измайлову не принято никаких мер. Сразу видно, что начальство покрывает своего...
В выражениях Белоус не стеснялся.
Но главным в жалобе было то, что против зорянского прокурора выдвигались обвинения куда более серьезные, чем прежде.
Белоус писал:
"Измайлов скрыл от всех, что в свое время постыдно бросил соблазненную им девушку, оставив в беременном положении. В дальнейшем его совершенно не интересовала судьба собственного ребенка. Дочь Измайлова выросла, не зная ни ласки, ни внимания отца. За всю свою жизнь она не получила от него ни копейки денег на содержание. Воспитали и вырастили ее с помощью честных других людей. Я не хотел бы ворошить эту историю, если бы чувство возмущения и гражданской совести против несправедливости не заставило меня пойти на этот шаг. Измайлов нанес мне непоправимый урон в семейной жизни. Это мне-то, который долгое время поддерживал его дочь материально, даже помогал внуку Измайлова..."