Пролог: Мегатренд альтернативной энергетики в эпоху соперничества великих держав
Шрифт:
В ходе исследования в качестве ответов на эти вопросы приводятся доводы в пользу разумного и решительного стремления к инновациям и смелого вхождения в сферу неизвестного – высокой неопределенности, которая является важной характеристикой нового витка соперничества великих держав.
Нацеленность на далекую перспективу и стремление учитывать многообразие нюансов обеспечивает теоретически более глубокое и одновременно более реалистичное и прагматичное понимание нынешних и будущих импульсов, лежащих в основе понятия и практики национальной безопасности. Такое понимание может служить выстраиванию сбалансированной реструктуризации энергетики, укреплению военного потенциала и экологической безопасности, обеспечению экономического роста и глобальной стабильности. Самое главное, чтобы в итоге это послужило развитию человеческих знаний, процветанию, свободе и достоинству.
От автора
Одним воскресным днем несколько лет назад, когда только начал обдумывать это исследование, я зашел в Национальную галерею искусств в Вашингтоне и остановился перед триптихом Роя Лихтенштейна
Этот триптих представляет собой три картины с изображением коровы: от картины к картине масштаб изображения постепенно увеличивается и одновременно меняется, становясь все более абстрактным. В результате третье изображение, казалось бы, уже не имеет ничего общего с первым. Или все-таки имеет?
Мне пришло на ум, что нынешнее и прогнозируемое развитие альтернативной энергетики и ее последствий с точки зрения безопасности происходит аналогичным образом, когда вторая итерация является узнаваемым развитием первого, вполне пасторального образа, а сам переход от первой ко второй итерации более или менее предсказуем. Результат третьей итерации является неожиданным и представляет собой совершенно новую реальность, поскольку исходная модель преображается до неузнаваемости. Используя такую аналогию, можно сказать, что мегатренд альтернативной энергетики в настоящее время покидает первое полотно и переходит во второе – новый и, надеюсь, не слишком «дивный» мир XXI в.
Иными словами, нынешние события – лишь восхитительный пролог к грядущему. А оно, в свою очередь, не только скрыто за облаками, но и (что весьма ожидаемо) находится далеко за пределами нашего сегодняшнего понимания и воображения.
Таким образом, главный вопрос заключается в том, как путем внимательного изучения этих и других надвигающихся процессов мы можем выявить новые подходы, стратегии, политики и практики, которые в итоге могут способствовать процветанию человечества, развитию знаний, торжеству достоинства и свободы.
Часть 1
Пролог: как появился, как развивается и что обещает мегатренд альтернативной энергетики
Как спастись от огня, который никогда не гаснет и не разгорается?
Как и почему альтернативная энергетика и связанные с ней понятия, технологии и ресурсы составили мегатренд XXI в.?
В последующих главах мы рассмотрим постепенное переосмысление представлений общества об энергии и сделаем вывод, что превращение альтернативной энергетики в современный мегатренд основано на рационализации видения возобновляемой энергии. Мы проанализируем, как менялось восприятие альтернативной энергетики на протяжении неспокойных XX и XXI вв., и попытаемся показать, каким образом формирование мегатренда альтернативной энергетики связано с такими современными процессами, как глобализация и глобальная технологическая революция, происходящими на фоне смены парадигмы мирового развития после холодной войны.
8
Heraclitus, Fragments, пер. Brooks Haxton (New York: Penguin Classics, 2003), 19.
В этом исследовании современное развитие альтернативной энергетики рассматривается как тенденция, которая характеризуется совокупностью развивающихся и взаимодействующих социально-политических и технико-экономических движущих сил в социокультурном контексте, и утверждается, что эти силы приводят тренд в движение и определяют его дальнейшее становление.
Мегатренд альтернативной энергетики, более чем какое-либо другое явление, можно рассматривать как социально обусловленный феномен [9] . Он следствие слияния знаний и действий различных участников мирового общества, которые по отдельности не могли бы создать такое явление, но вместе придают ему постоянный импульс.
9
Как понятие социальное конструирование реальности основано на понимании того, что возникновение идей и знаний среди людей и групп, взаимодействующих в социальной системе, постепенно объединяется в некую структуру. Со временем эта система концепций и ментальных представлений становится структурой, которая определяет действия этих людей и групп. В конце концов система концепций становится устоявшейся, заставляя индивидов и группы вписываться в роли по отношению друг к другу. Появляющееся взаимовлияние постепенно проникает в другие слои общества, оказывает влияние на его членов и заставляет их вступать в эти конструкты и отыгрывать их. Когда взаимодействия становятся привычными и укореняются в практике, их называют институализированными. Таким образом, смысл встраивается в действия общества, что приводит к определенным моделям поведения и валоризации, определяющим дальнейшее развитие событий. Thomas Luckmann и Peter L. Berger, The Social Construction of Reality: A Treatise in the Sociology of Knowledge (London: Penguin, 1991); David Newman, Sociology: Exploring the Architecture of Everyday Life (Thousand Oaks, CA: Pine Forge Press, 1995); Olav Eikeland, From Epistemology to Gnoseology-Understanding the Knowledge Claims of Action Research, Management Research News 30, is. 5 (2007): 344–58.
Возможно,
Эти элементы намеренно представлены в статике, что облегчает их понимание. В действительности же, в турбулентной среде они динамичны, хаотичны и изменчивы.
1. Подготовка сцены – как XXI в. становится универсально секьюритизированным?
Проанализировав траекторию безопасности мегатренда альтернативной энергетики, мы обрисуем вероятные контуры будущего ландшафта глобальной безопасности. Для объяснения этого ландшафта мы используем понятие «универсальная секьюритизация».
Как упоминалось выше, понятие «универсальная секьюритизация» помогает постичь глобализированный мир XXI в. – мир взаимозависимый и на переходном этапе пронизанный взаимными влияниями. Эта взаимозависимость включает неуклонно растущее число участников, новые повестки дня, конкуренцию, конфронтацию и альянсы в новом контексте безопасности. В то же время такая взаимозависимость подразумевает, что секьюритизация одного вопроса невозможна без того, чтобы не затронуть другие темы, секторы и процессы.
1.1. Изучение новых контекстов безопасности
Новый контекст безопасности – это переход от доминировавшей ранее Вестфальской системы отношений между государствами к поствестфальскому порядку, который определяется новыми идеями и понятиями, амбициями и приоритетами, позволяющими рассматривать практически любую тему как вопрос безопасности. Сфера безопасности больше не ограничивается «демаркационными линиями между теми областями, где достижение универсальных принципов возможно, и теми, где это невозможно» [10] .
10
Rob B. J. Walker, Security, Sovereignty, and the Challenge of World Politics, Alternatives 15, no. 1 (Winter 1990): 11; Kevin R. Cox and Murray Low, Political Geography in Question, Political Geography 22 (2003): 599–602.
Представление о мире, который де-факто стал универсально секьюритизированным, сопровождается развитием понятия безопасности: постепенно оно включает все более широкое поле угроз и субъектов. Это приводит к расширению концепции безопасности.
Обычно выделяют узкое и широкое понимание безопасности. Безопасность в узком понимании, или базовая безопасность, в классической теории международных отношений предполагает защиту государства и его ресурсов [11] , фокусируется преимущественно на действиях, предпринимаемых одним актором по отношению к другому. Эти действия порождают динамическое взаимодействие, которое в экстремальном случае приводит к военной конфронтации. Базовая безопасность сосредоточена на вопросах высокой политики межгосударственных отношений, то есть на поддержании равновесия путем установления баланса между основными державами. Равновесие также поддерживается путем акцентирования внимания на предполагаемых стратегических интересах участников и средствах, особенно военных, для их достижения [12] . Угрозы базовой безопасности, таким образом, преимущественно включают в себя враждебные действия, которые одно государство предпринимает в отношении другого [13] . Эти угрозы по-прежнему ассоциируются с необходимостью обеспечить «целостность территории страны, ее политических институтов и культуры» [14] .
11
В XXI в. понятие национальной безопасности стало шире и теперь включает в себя безопасность ресурсов, необходимых государству для поддержания своей жизнедеятельности и международного влияния, в частности энергии. Сюда входит задача обеспечить национальную оборону топливом и в буквальном смысле устранить уязвимости, связанные с зависимостью от внешних поставщиков энергии.
12
Исторически считалось, что «нация находится в безопасности в той степени, в которой ей не грозит опасность пожертвовать основными ценностями, если она хочет избежать войны, и способна, если ей будет брошен вызов, сохранить их, победив в такой войне». Walter Lippmann, U. S. Foreign Policy: Shield of the Republic (Boston: Little, Brown and Company, 1943): 51.
13
Безопасность в узком смысле зиждется на управлении и намерениях. Вопросы, в которых отсутствуют эти элементы, переходят в повестку дня внутренней «низкой» политики. С признанием, что угрозы, которые обладают реальным потенциалом вылиться в насилие, все чаще исходят извне, безопасность в узком смысле приобретает отчетливый международный оттенок. Baldwin, Security Studies at the End of the Cold War, World Politics 48 (1995): 131.
14
Hans Morgenthau, Another “Great Debate”: The National Interest of the United States, Classics of International Relations, ed. J. Vasquez (Englewood Cliffs, NJ: Prentice Hall, 1982), 973.