Промах
Шрифт:
Если предположить, что наш мир создан кем-то всевластным, всесильным, то это не обязательно волшебник по имени Бог. У Станислава Лема есть словосочетание, дающее замену понятию «бог» и оно мне нравилось значительно больше – Великие Конструкторы. Нравилось потому, что оно, при наличии более могущественных, чем человек существ, давало человеку право не молиться им, не просить о благах и заступничестве, не ждать от них поощрений и милости, а просто жить. Жить без оглядки на кого-то свыше, жить, не ожидая одобрения или наказания, не ожидая подачки, не возлагая бессмысленных надежд.
Я не верил в Бога. Не верил даже в Великих Конструкторов. Создать такое чудовище могли либо сама природа, либо психически больное сознание. Психически больное сознание способно порождать только монстров, но не Вселенную,
Звук, который мы с напарником посчитали странным, был вздохом. Этот вздох был глубоким, шумным, как тысяча кузнечных мехов, страшным, парализующим тело и сознание. Создавалось впечатление, что тварь умышленно задержало дыхание, прикинувшись обломком скалы, лежащим на краю обрыва. Теперь это чудовище медленно поднималось на ноги, громоздилось над нами всё выше и выше, делая глубокие шумные вздохи, словно стараясь быстрее отдышаться. Исчадие ада было похоже на тираннозавра, но только с более короткой и высокой головой, на которой выделялись два выроста над маленькими глазами. Животное поднялось в полный рост на высоких и удивительно стройных для такого титана ногах, горой возвышаясь над нами, а мы стояли, хлопая глазами от удивления. Сколько в нём было росту? Думаю метров шесть, не меньше. Длиной зверюга была метров двадцать, а уж про вес этой громадины и загадывать не хотелось.
Первым опомнился мой напарник. Он, молча, развернулся всем телом, схватил меня за рукав и потащил за собой. Похоже, «первый», как и я потерял от удивления дар речи. А ведь было от чего.
Мы побежали. Мы неслись во весь опор к повороту, надеясь, что за ним найдём спасительное убежище, а чудовище сзади никуда не торопясь сделало первый шаг. Затем второй. Это неторопливое движение хищника подсказало мне, что спасения за поворотом не будет, что там, скорее всего, его логово, или лежбище, или какое-то иное место обитания, являвшееся для него домом. В моей груди начала закипать злость, я замедлил бег, перехватывая на ходу автомат поудобнее. «Вот, значит, какой он, мой последний бой, – подумал я. – Не таким я его себе представлял, не таким». Я поймал себя на мысли, что даже перед смертью лицемерю сам себе, ведь я ни разу не думал о последнем бое. Я был уверен, что мой автомат не остановит хищника, что через несколько секунд умру и единственное, о чём я сожалел, это то, что прожил так мало. Моя короткая жизнь пролетела как один год. Нет, не год, а всего лишь, как один день, вернее, как одно мгновение. Каким я был в это прожитое мной мгновение? Этого я уже никогда не вспомню, ведь я постоянно лгал самому себе. За этим лицемерием я забыл, какой я есть на самом деле. И ведь продолжал лицемерить даже в последние секунды жизни, придумывая невесть что о последнем сражении. Я, стараясь оставаться честным перед другими, постоянно обманывал себя.
«Первый» оглянулся. Увидев, что я начал притормаживать, он заорал что есть мочи:
– Беги, дурень! Беги!
В его крике было столько отчаянья, столько боли за меня и страха остаться одному, что я поддался на крик, помчавшись за ним, что есть мочи. Однако «первый», уже начавший поворачивать за угол скалы внезапно резко сбросил скорость. Не понимая, что происходит, я снова начал замедлять ход и тут перед моими глазами предстала местность, до сих пор скрываемая выступом скалы. Впереди была пропасть. Мы подбежали к пропасти и, тяжело дыша, остановились. Далеко внизу нёс свои скудные воды узкий мелководный ручей. Он был так далек, что прыгать вниз означало неизбежную смерть. Смерть сзади, смерть спереди. Я выругался зло и смачно, прижимая приклад автомата к плечу.
– В какое место лучше всего стрелять? – спросил я «первого». В душе теплилась надежда, что его знание доисторического мира снова спасет нам жизнь.
– Стрелять бесполезно. Прыгаем.
– Ну, уж нет. – Я сорвал с груди гранату, вырвав при этом чеку, затем резким движением накатил её к ногам приближающегося чудовища.
Взрыва я не увидел. «Первый» схватил меня за шиворот, дёрнул изо всех сил и полетел вместе со мной в пропасть. Я падал спиной вперёд, крича и матерясь. Когда над обрывом показалась голова зверя, я прильнул к прицелу и выпустил в его морду короткую очередь. Вдруг морда исчезла. Я, удивлённый, оторвался от окуляра и не увидел гор.
Глава седьмая. Оккотононуси
Это было чертовски больно. Удар о землю пришёлся такой силы, что в первую секунду я решил, будто сломал себе спину. Я грохнулся о почву спиной. Спина выгнулась на рюкзаке так, что я заорал от боли. Затем меня подбросило метра на полтора вверх, при этом каска слетела с головы, а при повторном приземлении я расшиб об неё затылок. Пытаясь уменьшить боль в спине, я перевернулся на левый бок, подтянул автомат к себе поближе и осмотрелся. Ручья, в который я падал между отвесных стен каменного ущелья, не было. Как и самого ущелья. Перед моими глазами маячили травы, а прямо перед лицом торчал кустик ромашки. За ромашками качался на длинном стебле одинокий василёк. От вида этого нежно-синего и до боли родного цветка на глазах навернулись слёзы.
– Валошка, – произнёс я одними губами, – привет, родная.
Над травами и цветами пламенели закатом, а может быть рассветом, облака, плывущие высоко в небе. На фоне розовых облаков, на высоком стебельке качал мне синей головкой василёк, подавая надежду, что я наконец-то дома.
Я прекрасно помнил, что «первый» летел с левой стороны, но его я почему-то не видел. Страх, что напарник остался в мире динозавров заставил меня наплевать на боль в спине. Я приподнялся на локтях, а затем уселся и вытянул шею, стараясь увидеть в густой траве перед собой проплешину, обозначавшую место, куда мог упасть «первый». Луг передо мной был ровным и нетронутым.
За спиной раздался стон, я вздрогнул от неожиданности, а затем с облегчением выдохнул. Не было никакого желания разбираться, почему летевший слева от меня «первый» упал справа, главное, что он был жив и находился рядом. Не думал, что меня когда-нибудь обрадует стон человека, ведь стоны должны вызывать сочувствие. Видимо я так боялся остаться один на один с неизвестностью, что даже такой признак живого существа рядом, вызвал в моей душе радость.
Я обернулся. «Первый» лежал лицом вниз. Он, по всей видимости, был без сознания. С какой же высоты мы упали? Думаю, высота была не очень большая. Вероятно, нас смогли переместить не только во времени, но и в пространстве. Я огляделся. Мы находились на большом цветистом лугу, к которому с двух сторон подступал густой, высокий лес. Две другие стороны голубели бесконечным простором. Я, конечно, понимал, что простор этот не совсем бесконечен, что где-то там, в недосягаемой взору сини, также имелось препятствие в виде леса или гор. Меня совсем не услаждала вся эта неописуемая красота, раскинувшаяся передо мной. Не услаждала по той простой причине, что её великолепие не нарушали элементы, присущие развитой цивилизации. В любом месте, тронутом рукой цивилизованного человека такие элементы есть. Они нарушают изящество природы, словно пятна от грязных пальцев на девственно белой стене, а здесь ничего: ни опор электропередач, ни следов обработанного поля. Я провёл глазами по доступному моему взору пространству, надеясь, что я пропустил эти признаки, но нет, на горизонте не было клеток с окультуренными растениями. Вкруг меня ничего ни чернело, ни зеленело, ни желтело созревшими колосьями.
Пора было заняться «первым». Я опустился перед напарником на колени, затем осторожно перевернул его на спину. Его лицо было разбито в кровь, но нос, хоть и кровоточил, оказался цел. Осмотром я остался доволен. Если не брать во внимание ссадины и царапины на лице, а так же отсутствие сознания, мой напарник навернулся с высоты без ущерба для своего здоровья. Я осторожно похлопал его по щеке. «Первый» снова застонал, на этот раз протяжно и глухо. Через несколько секунд он зашевелился. Его тело посылало мозгу сигналы, но мозг, похоже, не торопился брать на себя функции управления. Наконец «первый» открыл глаза, тут же схватился за автомат, но видя перед собой мою улыбающуюся физиономию, расслабился.