Прометей: каменный век
Шрифт:
Вижу как начинает светлеть, неужели уже утро? Нел немного заерзала, еле слышный стон слетел с ее губ, тело напряглось, немного выгибаясь: красная жидкость показалась на шоколадном бедре по внутренней поверхности нижней ноги. Кровь? Я приподнял край набедренной повязки, стон повторился и Нел выгнулась снова: запузырилась кровь выходя из девушки и следом вышел сгусток крови размеров с крупную горошину.
Холодок пробежал по спине, дошел до копчика и пошел к подколенным ямкам: это был наш неродившийся ребенок. Первый ребенок, который мог родиться в племени Русов, первая потеря племени Русов. Поставленный на грань между жизнью и смертью организм принял верное, но
Глава 17. Жизнь продолжается
Утром слышал как на улице есть движение, это Раг и Бар понемногу шумели пока я не выглянул. Отправил парней ловить рыбу и готовить завтрак. Раг побежал за мясом в ледник, отказавшись взять мачете, а Бар занялся костром. Мы все привыкли, что готовит Нел, у нее получалось вкусно. Я покинул палатку только один раз, когда надо было сходить в туалет. Вернувшись снова проверил у Нел пульс и дыхание. Сегодня пульс пришел в норму и был в районе восьмидесяти, дыхание было спокойнее. Посмотрел зрачки, анизокория сохранялась, но мне показалось что уже менее выраженная. С одной стороны появился корнеальный рефлекс, там где зрачок был сужен рефлекса практически не было, хотя веки пытались сомкнуться.
Бар принес мне кусок мяса прямо в палатку, оно было недоварено и ребята забыли посолить. Я уже заканчивал есть, когда Нел еле слышно застонала. Словно читая мои мысли ее веки дрогнули. Взгляд был расфокусированный, она пыталась что-то сказать, сквозь зубы. Я осторожно дал ей глоток воды, Нел смогла проглотить воду, это было хорошо, что нет неврологии с этой стороны и снова закрыла глаза.
Я сделал ей вторую инъекцию цераксона, теперь девушка дышала спокойно и глубоко, как спящий человек. Несколько раз посчитал параметры: пульс упал до семидесяти, а дыхание было восемнадцать. Нел уже не была в коме, она спала. В критических состояниях, когда организму требуется покой и восстановление, кома является защитной реакцией.
Следующий раз Нел открыла глаза и даже сделала попытку привстать к обеду: я не дал ей этого сделать, аккуратно уложил, тихо объясняя, что ей надо лежать. Позвал Бара, попросил согреть бульон после варки мяса и принести в палатку. Бульон был пресный, поморщившись девушка сделал три глотка. Она порывалась что — то сказать, но я ей запретил. Через полчаса она снова заснула.
После выкидыша я боялся, что у Нел будут дисфункциональные маточные кровотечения, но все обошлось. Следы выкидыша я уничтожил, тщательно протерев все мокрой тряпкой, не знаю как в каменном веке, но в моё время это была очень болезненная тема для женщин. Вечером неугомонная Нел все равно села и улыбнулась мне. Дотронувшись до затылка где была повязка, произнесла:
— Голова плохо, — этим словом «плохо» луома заменяли половину слов в русском языке.
— Надо говорить не плохо, а болит, — я нашел таблетку обезболивающего и дал ей выпить, пришлось объяснять, что это ни соль, ни камень, а такая вещь, которая плохо меняет на хорошо. Минут через двадцать Нел призналась:
— Хорошо, — смутилась и поправилась, — не болит Макс. Она съела небольшой кусочек мяса и попросилась в туалет. Я помог ей дойти до моря, поддерживая ее за талию.
— Макс уходить, я плохо, стыдно при тебе, — вот тебе и бабушка Юрьев День. Совсем недавно не стеснялась, даже на палатке мне любовное послание мочой оставила, а сейчас стесняется. Вот и не верь после этого, что хороший удар по голове прочищает мозги. Я отошел немного, потом снова помог ей вернуться в палатку. Снова уложил ее на шкуры и осторожно размотал бинт: край
Нел, порывалась говорить, зрачки у нее оба были в норме, но я ей запретил, пообещав завтра дать ей выговориться. Я нормально отоспался за эту ночь, Нел спала спокойно, дыхание было ровное. Во сне она несколько раз произнесла моё имя, это было в новинку, раньше не замечал за ней разговоров во сне.
Утром проснулся от прикосновения, рядом со мной сидела девушка и гладила меня по волосам. Судя по освещенности палатки солнце встало давно, это сколько же я спал?
— Нел, кто разрешил тебе встать? — придаю голосу твердости.
— Хорошо, не болит Макс, хорошо, — она дотрагивается до затылка, показывая, что боли нет. Но настоящий шок меня ожидал когда вышел: солнце стояло в зените, а Нел оказывается успела с утра встать и приготовить завтрак. Хочу рычать, у человека тяжелый ушиб мозга, только вышла из комы, а она носится по лагерю и готовит еду.
— Нел, рычу я гневно, — тебе нельзя ходить, ничего делать нельзя одну руку дней, растопыриваю пальцы, чтобы эта дикарка лучше поняла.
— Это пять дней, а не одна рука дней, — троллит меня моя красавица с перевязанной головой. О, Боги, этот мир сошел с ума, у нее что после ушиба проснулись скрытые резервы мозга? Под руку веду ее к костру, на котором для меня персонально греется кусок мяса. Вытаскиваю его, кидаю на валун, заменяющий нам стол. Строго приказав не двигаться с места, выплескиваю бульон и тщательно мою котелок в ручье, набираю воду и ставлю на огонь: буду обрабатывать рану. Йод и зеленка в аптечке есть, но вначале надо удалить повязку и немного срезать волосы, что прилипли к корке.
Испуганная моим грозным видом, девушка сидит молча, даже не издает звука стойко перенося все мои манипуляции. Рана небольшая, осторожно удаляю повязку, срезаю волосы, образуя небольшую плешь. Тщательно промываю теплой кипяченой водой, обрабатываю фурацилином, растворив таблетку в воде. Снова промокнув и высушив рану, накладываю вторую повязку. Теперь забинтовать и вуаля, все готово.
Подзываю братьев, подбирая слова долго объясняю, что Нел нельзя бегать, нельзя работать пять дней. Что готовить будем сами, а ей надо лежать и отдыхать, лишь иногда выходя на солнце.
— А секса можно? — карие глаза девушки блестят. Раг и Бар тоже хохочут, они уже хорошо знают, что значит это слово, наверное сестра подсказала. Это она серьезно?
Но ее ухмыляющееся лицо говорит, что она просто меня проверяет.
— И секс нельзя, — говорю строго. Теперь она поверила, обещает не бегать и ничего не делать в течение пяти дней. Нел не знает, что потеряла ребенка, пару раз ее застаю с ладонью на животе, но не могу ей сказать правды сейчас. Когда поправится и придет в себя окончательно, тогда и скажу.
Эти пять дней прошли быстро, утром проснувшись не вижу Нел: она возится у костра жаря мясо, значит уже успела сходить к леднику и вернуться. Увидев меня она смеется:
— Пять дней нет, Макс. Сейчас хорошо, не болит, хорошо. Разматываю повязку, рана хорошо зажила, есть признаки пролиферации, края корочки начинают отторгаться от кожи. Снова заматываю, если оставить открытой, не удержится, начнет ковырять, еще инфекцию занесет. Через несколько дней корочка отпала, Нел щеголяла с небольшой проплешиной на затылке, которая впрочем не была видна. Жизнь вернулась в свое русло и потекли обычные наши рабочие дни.