Пронзая ветер
Шрифт:
Ланетта поежилась от взгляда Була, а Ртуть с интересом спросила:
— А что было-то?
— Оклемалась она, да пошла по лесам бродить, дичь убивать да с нечистью якшаться. А потом чужаков каких-то привела, на север за собой повела. И сами сгинули, и гнездо нечистое разворошили. Полезли к нам всякие упыри да вурдалаки. Всем селом оборонялись, еле отбились. Много крови пролилось тогда. Я еще парнем был молодым да глупым. Сох все по ведьме той, да подойти не решался. Уж больно неприступная была, гордая. Друга моего ведьмина подружка тогда в ночь Пробуждения Земли соблазнила да в лес затащила. С него первого кровь валгавская полилась…
Миновав зловещий
— Вы уж, извиняйте, — заявил Бул. — Но после того случая не в обычае у нас чужаков в селении оставлять. У дубов вам хорошо будет. Недавно наши парни на поляне очаг выложили. Вода проточная там тоже есть. Живи — не хочу. А дождь пойдет — так у вас своя крыша над головой имеется. Там и представление свое дадите. А если что обменять захотите на еду или чего другое, обращайтесь. Сторгуемся.
— У дубов, так у дубов, — пожал плечами Шут. — Вот только нам одежду у вас приобрести хотелось бы. Да, чтобы новая была, да справная. Обносков не надо.
— Так, договоримся, — обрадовался Бул, сразу по-хозяйски заглядывая в повозку. — Это у вас там, что такое блестит?
Ртуть достала звенящее металлическими чешуйками украшение.
— Вот жена обрадовалась бы, — мечтательно проговорил Бул, пожирая глазами безделицу.
— Это монисто. Он не прода…
Шут не дал Ртути закончить, ловко выхватив у нее украшение. Обняв Була за плечи, он повел его в сторону от повозки:
— Пойдем друг, потолкуем, — проникновенно начал Линнок.
Бул согласно закивал, поглядывая на украшение в руках Шута.
Циркачи успели распрячь лошадей и развести огонь, когда на дороге появился Шут с огромным мешком за спиной.
Ртуть набросилась было на него с претензиями, но молодой человек жестом фокусника выхватил у нее из-за спины две соболиные шкурки и вручил изумленной девушке.
— Можешь не благодарить, — милостиво бросил он, и со вздохом облегчения сбросил мешок с плеч.
Друг за другом на землю были вытащены два свертка, заботливо завернутых в холстину, пара караваев еще теплого хлеба, связка кровяной колбасы и бутыль белесой жидкости.
— А это что? — поинтересовался Папаша Мод.
— Исключительно в лечебных целях, — важно проговорил Шут, отставляя бутыль в сторону.
Коросс покачал головой:
— Силой пользовался?
Шут возмущенно округлил глаза:
— Обижаешь. Исключительно природным обаянием.
— Ну, ты и плут! — рассмеялся кроссец. — А что в свертках?
— Одежда для наших девочек. Сам же сказал, что им в цирковых костюмах здесь лучше не выступать. У Була двое сыновей-подростков. Их мамаша одежду им сшила и до первого праздника в сундук убрала. А увидела монисто Ртути, аж затряслась вся от жадности. Захоти я, с сундуком мне все бы отдала… Давайте, девушки, в фургон на примерку.
Ртуть наотрез отказалась одевать «это непотребство». Пожав плечами, Ланетта удалилась в фургон одна. Развернув сверток, она достала безрукавку из мягкой замши, кожаные штаны и расшитый пояс. Скинув с себя юбку и жилетку, она с удовольствием облачилась в обновку. В валгавской одежде было необыкновенно уютно и как-то привычно. Девушка даже зажмурилась от удовольствия, вдыхая запах свежевыделанной кожи и поглаживая ее мягкую бархатистость.
— Лани, ты там как, не уснула? — услышала она нетерпеливый оклик Шута.
Откинув полог, она спрыгнула на землю.
— Вот, — чуть смущенно заметила
— Почти впору, — прищурившись, заметил Шут. — Тебе как, Коросс? …Коросс?
Ртуть, посмотрев на потрясенного молодого правителя, не сводящего глаз с Ланетты, решилась. Взяв свой сверток, она нырнула в повозку переодеваться.
На закате к трем дубам начал стягиваться народ. Скоро на поляне было не протолкнуться. Папаша Мот долго расставлял толпу так, чтобы перед фургончиком образовался ровный круг. Люди послушно отступали под давлением директора цирка. Но когда он переходил к следующим зевакам, люди за его спиной опять выдвигались вперед, ломая намеченную циркачом линию. Коросс хмыкнул, наблюдая за бесполезной, но мужественной борьбой старого циркача с заинтересованностью сельчан.
— Пожалуй, помогу Папаше, а то представление никогда не начнется. Конечно, Силу Осс в Валгаве применять не рекомендуется. Но мы немножко и исключительно в благих целях… — подмигнул он Ланетте.
На несколько секунд его лицо стало отстраненным, и толпа отшатнулась, образуя идеально ровный круг.
Представление превзошло все ожидания валгавцев. Взрослые реагировали на игру циркачей даже более эмоционально, чем их дети: взрывались криками восторга, громко обсуждали и показывали пальцами, шумно приветствовали особо понравившиеся моменты. А нравилось им все. В результате циркачи, предварительно настроившие себя воспринимать выступление всего лишь как очередную репетицию, воодушевились и начали выкладываться по полной. Даже Ужик, забавлявший митрильскую публику больше своим уродством, чем номерами, здесь получил свою заслуженную минуту славы. И не одну.
Та легкость, с которой он подбрасывал в воздух тяжелые гири и разрывал толстые цепи, выскальзывал из связывающих его веревок и вращался вокруг своих несоразмерно длинных рук, произвела на толпу огромное впечатление. А на предложение Папаши Мота померится с Ужиком силами, откликнулась, чуть ли, не половина мужского населения Голубого Дола. Раздвигая толпу, они по очереди с напускным безразличием выходили к нему, выверено сплевывая себе под ноги. Каждый из них горел желанием положить артиста на лопатки и стать героем дня. Не смотря на то, что Ужик неизменно выходил победителем, поток желающих не прекращался. Вскоре кожа карлика покрылась потом, дыхание стало прерывистым, но глаза возбужденно блестели, и он мычал, приглашая очередного любителя побороться в круг.
Когда валгавцы полезли уже по второму разу мериться силами, Коросс решил придти на выручку Ужику. Он вылетел в центр круга на белоснежной кобыле, окатив зрителей фонтаном из травы и земли. То, что кроссец начал выделывать на лошади, заставило толпу радостно взвыть. Глаза мужчин загорелись, и они внимательно следили за всеми кульбитами, что-то наматывая себе на ус.
Неожиданно толпа зароптала и зашевелилась. В нее как в масло вклинились двое всадников на небольших лохматых лошадках. Они разительно отличались от валгавцев. Их бритые головы, накаченные плечи и руки украшали татуировки. Из одежды на них были лишь безрукавки, накинутые на голые тела да потертые кожаные штаны. Зато вооружены они были до зубов. У каждого за спиной висели лук со стрелами, в пояса засунуты кинжалы, а к седлам приточено по паре сабель. В отличие от селян, представление Коросса не произвело на них никакого впечатления. Их черные, глубоко посаженные глаза перебегали с одного циркача на другого. Повинуюсь странному импульсу, Ланетта нырнула в фургон, не желая попадаться в их поле зрения.