Пропал чародей
Шрифт:
Дракон взревел. Из его пасти вылетел язык пламени с десяток футов длиной, и он, переваливаясь с боку на бок, с неожиданной скоростью бросился на единорога.
— Нет! — взвизгнула Корделия, отправив метлу в крутое пике. — Оставь моего красавца в покое, чудовище!
— Корделия, вверх! — запаниковал Пак. — Он испепелит тебя!
Дракон поднял голову, набрал полную грудь воздуха и выдохнул. Пламя взметнулось футов на пятнадцать, но ведьмочка вовремя вышла из пике и взлетела вверх с запасом в добрых двадцать футов.
— Метла, Корделия! — заорал Грегори. — Твоя метла!
Корделия испуганно
И пролилась прямо на нос дракону, зашипев облаком пара! Чудище взвыло от боли и снова дохнуло пламенем в направлении несносной Корделии.
— Ах, ты, гнусная тварь! — разгневанно вскричала Корделия, и с земли в морду дракона полетел булыжник. Дракон злобно завыл, а затем неожиданно стиснул зубы и покачнулся, словно от удара невидимого кулака. На его морде отразилось невероятное изумление, он снова покачнулся... Потом бока огнеопасной твари стали раздуваться, челюсть отвисла, и дракон с шипением выпустил огромный клуб пара. Топка, как говорится, погасла! Тварь судорожно сглотнула, и неуверенно попыталась выпустить еще один столб огня, но раздался только паровозный гудок вместо устрашающего рева. Дракон собрался с силами и попробовал еще раз... и еще... и еще. Наружу вырывались только струйки пара, но ни одной искорки.
Магнус наморщил лоб, изо всех сил внушая чудовищу. Спать... Братья и сестра присоединились к нему. Как хочется спать... Нужно спрятаться... Пещера... Назад...
Дракон сонно заморгал, заоглядывался по сторонам. Потом медленно повернулся и пополз вверх по горе, а потом скрылся за склоном.
Дети проплыли над горой вслед за ним. Фесс и единорог — тоже, но пешим порядком и куда более осторожно.
Дракона заметили, когда он протискивался в зияющую дыру у самой вершины. Дети спустились пониже, осторожно заглядывали в темноту, и еле разглядели огромное чешуйчатое тело, сворачивающееся клубком, положив голову на хвост. Огромные веки с хрустом сомкнулись. Дракон умиротворенно вздохнул, его дыхание становилось все глубже и спокойнее. Наконец он захрапел.
— Все точно так, как ты и говорил, — Джефри повернулся к Грегори.
— Еще бы, — фыркнул Грегори. — Видор не соврал бы нам.
— Неосторожные люди могут случайно забрести сюда, — пришло в голову Магнусу.
— Могут, — согласился Пак, выглядывая между камней. — А злые люди могут забрести и не случайно, чтобы опять вдохнуть в него огонь.
— Как так! — удивилась Корделия. — Неужели сыщутся такие злыдни?
— Что-то я не припомню, чтобы Пак не знал, о чем говорит, — проворчал Магнус.
Джефри ухмыльнулся.
— Вот-вот. Мы ведь не хотим, чтобы несчастного усталого дракона беспокоили по пустякам?
— Конечно, не хотим, — Магнус выпрямился, приняв решение. — Вверх, дорогие мои! С дороги!
Джефри насупился, но взмыл, и Грегори вслед за ним.
Магнус и Корделия поплыли вверх и в сторону от горы. Вместе они сконцентрировались на огромном валуне, высоко над пещерой. Валун пошевелился, потом качнулся немного вперед, затем назад, и начал понемногу раскачиваться, как ванька-встанька. Он раскачивался все сильнее и сильнее, пока наконец не качнулся слишком сильно, на мгновение балансируя над склоном, а потом медленно, величественно покатился вниз, подскакивая и грохоча по горному склону, увлекая за собой целую лавину валунов и булыжников поменьше. Они неслись ниже и ниже, пока наконец грохочущая лавина не обрушилась на пещеру и не похоронила вход в нее под многометровой толщей камней.
— Ну, кажется, теперь он будет спать вечно, — пробормотал Грегори.
— Или пока не найдется какой-нибудь идиот, который рискнет его разбудить, — покачал головой Пак. — Да, да! Известие о драконе очень быстро разнесется от деревни к деревне, и чем больше его будут пересказывать, тем больше будут привирать. Уже через день, несомненно, будут плести не о четырех детях, а о рослом и доблестном рыцаре, совершившем сие достославное деяние. И не пройдет и года, как рассказ перерастет в настоящую легенду, которую мамаши будут рассказывать по вечерам своим детям, чтобы те скорей засыпали. А когда эти дети вырастут, один из них непременно найдет способ проникнуть в эту пещеру, хотя бы для того, чтобы убедиться, сказка это или нет.
Дети слушали его, раскрыв глаза.
— Но даже если такой найдется, он вряд ли окажется таким дураком, чтобы снова зажечь огонь дракона, а? — не выдержал Магнус.
Джефри с уверенностью покачал головой.
— Как же, конечно, окажется. Да. Хотя бы ради того, чтобы сказать — я сделал это. Да, я могу в это поверить.
— И уж ты бы смог, это точно, — дернула плечом Корделия. — Но неужто, кроме Джефри, встречаются еще такие дуралеи, Пак?
Пак только покачал головой и вздохнул.
— О Господи, какими только дуралеями не бывают эти смертные! — проворчал он и повел детей за собой.
Они спустились обратно к сожженной деревне. Корделия снова гарцевала верхом на единороге. Пак остановился и что-то прокричал забавным, трепещущим голоском. На мгновение наступила тишина, затем меж двух небольших камней возник маленький человечек, одетый в коричневое, с загорелым обветренным лицом.
— Чего тебе, о Веселый Скиталец?
— Передай мои слова, — приказал Пак. — Дракон уснул за каменной стеной.
— Мы видели, — хихикнул домовой-брауни. — Мы ликуем. Да прольется на тебя тысяча благодарностей, Робин Добрый Малый! На тебя и на этих детей, которых ты привел нам на помощь!
Корделия покраснела и грациозно склонила голову, Магнус и Джефри поклонились, но Грегори только выпучил глаза.
Маленький человечек прищурился:
— Что, паренек? Никогда раньше не видел домовых?
Грегори неуверенно кивнул. Глаза у него были круглые, как шиллинг.
Домовой поднял голову и усмехнулся.
— Ничего удивительного. Немногие смертные могут увидеть сыновей Волшебного Народца, да и то им никто не верит. Родители только смеются или думают, что малыш валяет дурака. Да и друзья его тоже. А когда человек вырастет, он больше никогда нас не видит.
— Кроме этих ребят, — гордо возразил Пак, — и их родителей.
— О да, — кивнул домовой, — но ведь они не совсем смертные, как остальные. В них есть что-то от эльфов.
Пак нервно покосился на детей, а потом снова повернулся к домовому.