Пропала, или Как влюбить в себя жену
Шрифт:
Оставаться недвижимой, когда к моей плоти добавляются пальцы Глеба, становится просто невыносимо. Я не сразу осознаю, что виртуозные движения его пальцев вызывают во мне какой-то жалобный скулеж. А вот то, что там я влажная, нет, не так, очень влажная, я чувствую сразу. Гадливости к самой себе нет. Это физиология, я понимаю. Но именно от этого становится стыдно. Подумать только, не от столь открытой позы, а от того, что я позорно теку от его умелых пальцев и языка. В какой-то момент мне становится дико невыносимо. Ощущение, что мои ягодицы живут своей жизнью. Я ерзаю на подушке так, как будто в меня кто-то вселился. Невозможно. Просто невозможно терпеть дико ноющее и необъяснимое чувство внизу живота. Чувствую,
Моя эйфория проходит ровно тогда, когда я ощущаю, как Глеб, не давая мне остыть, разводит мои ноги в стороны, размещается между ними и резко входит в меня, заглушая мой вскрик поцелуем. Зажмуриваю глаза от боли и застываю, стискивая его плечи. Застываю не только я, но и Глеб. Дышу тяжело, пытаюсь привыкнуть к болезненным ощущениям, как вдруг чувствую, как губы Бестужева проходятся по моей шее.
– Люблю тебя, Сонечка, - от его хриплого, пронизывающего шепота и таких простых по своей сути слов, я самым настоящим образом млею, позабыв о боли.
– Продолжай, все нормально, - распахиваю глаза, целуя его в губы.
Не знаю через сколько я почувствовала, как толчки Глеба стали сильнее, быстрее. Но вопреки убеждению, что сейчас должно быть еще больнее, боль становится чем-то несущественным, просто фоном. Я не концентрируюсь на ней, куда более меня сейчас волнует сам Глеб. Мне хочется доставить ему такое же удовольствие, как и он мне, поэтому, когда боль почти отступает, я инстинктивно начинаю двигаться ему навстречу. Его это распаляет, наши стоны смешиваются, чувствую, как он опаляет мою кожу горячим дыханием и содрогается, кончая в меня.
Несколько мгновений и Бестужев перекатывается на бок, перетягивая меня на себя. Смущенно заглядываю ему в глаза и, все же, не выдержав его взгляда, кладу голову ему на грудь, содрогаясь от неконтролируемых эмоций.
– Ты чего?
– Это что, блин, опять надо идти в душ? Третий раз за несколько часов. Пипец.
– Еще чего. Воду надо экономить. Так что никакого душа, - сотрясается от смеха вместе со мной.
– Все потом. Позже, - добавляет он, тяжело дыша. Поправляет мои прилипшие ко лбу волосы и целует в губы.
– Все хорошо?
– киваю в ответ.
– Хорошо. Я вспомнила,что забыла сказать очень. важное. С днём рождения…
Глава 46
Медленно тяну сорочку вниз, специально задерживаясь ладонями на Сониной коже, не давая быстро скатиться шелку вниз. Чуть сжимаю ее талию, в который раз убеждаясь, что все это по-настоящему. Это не сон и даже не мечты. Верится с трудом, наверное, потому что никак не ожидал, что она будет вести себя вот так: cпокойно, не суетясь, не пряча глаз, даже, когда надевал на нее выбранное мной белье. И улыбается. Она – улыбается. Оттолкнуть меня, вскрикнуть, с возгласом «трусы я надеваю сама и точка!» – вот этого я ждал. Взгляд в пол после очередного ночного душа, прикрывание тела мочалками, рукой, да всем, что подвернется под руку. Ну, в конце концов, игру в молчанку. Но ничего из этого не получил. Вот и пытаюсь в который раз убедиться, что она – настоящая, равно как и все происходящее с нами. И пусть я не услышал, что теперь Соня живет мной, как и банальное, но уж чего греха таить, всеми желанное «люблю», где-то там внутри я чувствую, что все – сдалась, неравнодушна. Да, как и ожидалось я пропустил, когда именно это произошло, и вовсе не потому что Соня хорошо это скрывала, а потому что я был зациклен на братце. Не она, а я сам.
Сейчас, спустя несколько часов, я могу посмотреть на все более здравым взглядом и в полной мере оценить то, что Соня ко мне приехала сама. Сама. По своему желанию. Нехотя веду руками к ее бедрам, давая шелку полностью закрыть ее тело. Надо отлипать от нее, Бестужев. Надо.
– Она красивая, - констатирует Соня, обводя руками сорочку.
– Я хотела ее надеть, но подумала, что надо что-то посексуальнее. Но получается, что я все равно надела твой свадебный подарок в нашу настоящую брачную ночь. И ночь-то в разгаре.
– В разгаре, - улыбаясь, произношу я.
– Ну что, торт кушать?
– оба синхронно переводим взгляд на часы – без пятнадцати двенадцать.
– В двенадцать ночи сам Бог велел покушать, - саркастично отмечаю я, особо выделяя любимое Сонино «кушать».
– Ну давай на ручки, - подхватываю ее на руки и несу в кухню. Соня сама обвивает мою шею руками и ластится о мою бороду как кошка.
– Я всегда забываю спросить, почему она не колется? У меня, если честно, когда ноги на волосах отрастают, сильно колется. А тут нормально все на ощупь.
– Ну даже не знаю, - усаживаю ее за кухонную стойку, еле сдерживая смех.
– Может у тебя колется, потому что ноги вырастают на волосах, а не волосы на ногах?
Секунда и Соня начинает смеяться так сильно, что от нее издается не только смех, но и похрюкивания.
– Ну, блин, чуть ошиблась. Ты понял. Поставь скорее торт в духовку, быстро подогреем, а то он холодный. И на вопрос ответь.
– Да черт ее знает, чего она не колется. Может, потому что я использую специальный шампунь и кондиционер. Да и расчёсываю ее ежедневно. Плюс ухаживающие масла, - уверенно вру я, приподнимая на какой-то штуке весьма тяжелый торт. Если быть откровенным, судя по внешнему виду, верится с трудом, что Соня его готовила сама. Трёхъярусный с розами из бекона по краям. Мощно. Красиво. Но судя по ее ожидающей реакции, да и активное упоминание, и акцентирование на нем – Соня действительно его готовила сама. Ставлю торт в духовку и поворачиваюсь к нахмуренной Соне.
– Да, думаю все дело в масле, - все так же уверенно вру я.
– И что за масло?
– осторожно спрашивает Соня, как только я ставлю на стол шампанское с двумя бокалами.
– Нерафинированное подсолнечное масло, которое так любит Марат…
Секунда и Соня прыскает смехом, при этом ударяет меня ладонью по плечу.
– Дурак. Я думала ты серьезно. У меня уже сердце ушло в пятки от того, что ты метросексуал. Фух, отлегло. Так чего она такая мягкая?
– Да откуда я знаю. Я не задумывался над такими вопросами. Я ее только подбриваю. Все. Может что-нибудь другое обсудим?
– сажусь напротив нее и берусь за бутылку.
– Стой. Может не надо пить? Мне кажется, тебе уже точно хватит.
– Можно. Печень – орган альтруист. Тем более у меня еще официально десять минут моего дня рождения.
– Ну да.
Открываю шампанское и разливаю по бокалам. Соня несмело берет в руки, но первой вполне уверенно произносит тост.
– За исполнение твоих самых заветных желаний.
– За исполнение, - салютую бокалом и выпиваю шампанское до дна.
Понимаю, что надо бы восхищенно говорить и смотреть в сторону торта, дабы сделать Соне приятно, но взгляд так и тянется смотреть на ту, которая наколдовала сей шедевр кулинарии. Хорошо бы запечатлеть на камеру то, как она по-детски ждет не только, когда я достану из духовки результат ее трудов, но и то, как ждет моей реакции. Фактически, она ждет от меня похвалы, которой я не удостоил ее после приезда. В принципе все логично, то, чего не получала с детства – активно ждет сейчас. Несмотря на то, что в реале я голоден, торт меня совсем не волнует, главный свой подарок я получил. Все остальное – вторично. Однако, если на вкус ее подарок окажется полным дерьмом, придется вспоминать все свои актерские способности. За первым бокалом пошел и второй. И только после третьего, немного захмелев, Соня, поерзав на стуле, нетерпеливо бросила: