Пропавшая экспедиция
Шрифт:
Бабы и старики, крестясь, упали на колени. Кто-то из женщин истерически завопил, послышались рыданья. Суббота оглядел собравшихся, заметил Силантия, хмуро глядевшего на него.
— Что стоишь, Силантий! — крикнул Суббота. — Собирайся!
— Надоело зазря живот под пули подставлять. Не желаю больше, — сказал Силантий.
— А я неволить никого не смею. Оставайся! Только тебе, Силантий, что со мной, что без меня, один конец — пуля. А вы?! — крикнул он в толпу. — Чего ждете?! Собирайтесь! Бегите!
Он
— Никуда я не поеду, Ефим! Куда с дитем малым!
Суббота взял мальчика из ее рук и передал Харитону. Тот посадил его на телегу. Оттолкнув Марфу, он вошел в дом.
Из раскрытого окна рванулись языки пламени. Через мгновение Суббота выбежал из дома с горящим жгутом соломы.
— Мое добро им не достанется! — крикнул он и, пробежав через двор, поднес огонь к крыше сарая.
— Не балуй! — крикнул Силантий и, вырвав у него горящий жгут, отбросил его в сторону. — Ты о людях подумал?! Куда им идти?! — крикнул он Субботе. — К Черному ключу? С детьми, с бабами? Сызнова жить начинать? Ты так о людях подумал?!
Суббота слушал его, казалось, слегка даже растерянный, но вдруг, выхватив револьвер, выстрелил. Силантий покачнулся, сделал шаг к Субботе и рухнул на землю.
Суббота поднял с земли горящий жгут и бросил его на крышу сарая. Сухая дранка мгновенно вспыхнула.
Суббота вскочил на коня и крикнул Марфе:
— К Черному ключу уходи! Там жди. Припомнят они Субботу! Вовек не забудут!
Марфа склонилась к Силантию. Силантий приоткрыл глаза.
— Жил, будто не жил, — сказал он чуть слышно.
Стреляя на ходу из ружей, Суббота, Губенко, Прошка и Харитон мчались к загону, где стояли лошади. Испуганные выстрелами лошади, сгрудившись, беспокойно метались из стороны в сторону. Подскакав к ограде, Суббота и Губенко выстрелили в воздух. Несколько лошадей с неистовым ржанием поднялись на дыбы. Табун рванулся, и лошади, ломая перегородки, понеслись к лесу.
— Не видать им моих лошадей, — сказал Суббота, когда они скрылись из виду.
Он оглянулся. Прошка, подхлестывая коня, скакал куда-то в сторону.
Губенко подъехал к Субботе.
— Прошу прощенья, но мне, пожалуй, с тобой не по пути, Ефим. Мне еще пожить охота… До границы рукой подать. Прощай, Ефим! — Он козырнул, пришпорил коня и поскакал прочь.
Харитон с тоской глянул ему вслед, но покинуть Субботу не решился. Страх перед ним оказался сильней.
Куманин и Митька с отрядом милиционеров въехали в распахнутые ворота. Поселок был безлюден. Над пепелищем сгоревших изб летали черные хлопья. Кое-где сгорели только соломенные крыши, а почерневшие срубы уцелели.
Только молельня с крестом посреди площади стояла, не тронутая огнем.
Митька снял
— Горелый… Видно, ему судьба гореть.
Куманин прислушался. Откуда-то доносились голоса.
— Поют вроде! — сказал Митька.
Они подъехали к церкви. Теперь пение стало хорошо слышно. Куманин сделал знак вооруженным милиционерам, вытащил наган и, спешившись, вместе с Митькой направился к церкви.
Когда они приоткрыли дверь, то увидели, что небольшое пространство церкви заполнено молящимися. Кто-то оглянулся на них, испуганно вскрикнул. Все обернулись. Широко раскрытыми от ужаса глазами смотрели они на вошедших.
Куманин растерянно взглянул на свой наган, стесняясь, сунул в кобуру. То же сделал и Митька.
— Извините, граждане… Продолжайте. Я подожду.
Они вышли, осторожно прикрыв двери.
— Им новую жизнь на блюдечке подносят, а они, как раки, со страху назад пятятся… — сердито бросил он Митьке.
Но Митька увидел идущую к ним женщину с мальчиком и побежал к ней.
— Марфа!
— Митя! — узнала она его и зарыдала.
— Где Суббота?! — крикнул ей Куманин.
— Ушел. Все ушли… разбежались…
Покинув Субботу, Прошка, не зная толком, куда податься, направился к тому месту, где еще недавно держал свой «пост». Миновав усыпанную хвоей тропинку с поваленным деревом, он спустился в неглубокий овражек, оглядевшись, раздвинул кусты и нагнулся, чтобы нырнуть в открывшийся вход неприметной глазу землянки.
Вдруг он почувствовал, что на плечо его легла чья-то рука. Он испуганно бросился бежать.
Не помня себя, карабкался по склону овражка, но, едва выбравшись наверх, увидел Зимина.
Зимин ударом кулака повалил его и прижал к земле.
— Где Суббота? Говори!
— Ушел, — прохрипел Прошка, — дом свой спалил, людей распустил… И ушел…
— Куда?
— На Ардыбаш… — прошептал Прошка и в ужасе закрыл глаза: казачка Дарья, легендарная хозяйка Ардыбаша, склонилась над ним в образе Ахмета.
Зимин отпустил Прошку.
— Убирайся! — процедил Зимин сквозь зубы, и Прошка бросился бежать.
Зимин поднял ружье, лежавшее рядом.
— Иди, Ахмет. Жди меня, где договорились.
— А ты?
— Мне одно дело кончить надо. Одно-единственное. Может быть, единственное настоящее дело в жизни.
Суббота лежал возле пулемета на скале, у самого водопада и не сводил глаз с того места, откуда, по его расчетам, должны были появиться люди. Внизу под ним белоснежными брызгами взрывался водопад. Вода кипела внизу и успокаивалась лишь чуть дальше, где в щетках сланца просвечивали крупинки рассыпанного золота.
Харитон чуть в стороне с беспокойством поглядывал то на Субботу, то в ту сторону, куда был направлен ствол пулемета.