Пропавшая гора
Шрифт:
Однако сейчас при виде горы их занимает другой вопрос: возможно ли и благоразумно ли продолжать движение, не останавливаясь на ночь. Некоторые говорят да, но большинство нет. До горы еще больше двадцати миль, хотя кажется, что только десять. В разреженной атмосфере плоскогорий Соноры расстояния обманчивы, как и говорил Педро Висенте. Но местные обитатели, и прежде всего аборигены, это хорошо знают и действуют соответственно. К тому же койотеро, как и гамбусино, бывали в этой местности и знают каждый ее фут. Так что при обсуждении говорят только о состоянии лошадей. С утра они проделали больше пятидесяти миль, и лошади устали; еще двадцать миль могут их убить. А двадцать миль до Научампатепетла они проделают завтра еще до полудня.
Обсуждение продолжается, и заканчивает его индеец с описанным гербом на груди; он спешивается и вколачивает колышек, чтобы привязать лошадь. Его пример обладает силой приказа, все остальные следуют ему; образуется лагерь. Делается это просто: лошадей привязывают и снимают с них упряжь. Потом собирают сухие ветки и разжигают костры – не для тепла, а для приготовления еды. Нужно забить эту еду: индейцы ведут с собой запас продовольствия. Это несколько запасных лошадей, которых гонят вместе со всей кавалькадой. Ножом одной из них перерезают горло, потоком выпуская кровь, и лошадь падает мертвая. Ее свежуют и разрубают на части, куски накалывают на палки и держат над огнем.
У гиппофагов [9] есть в изобилии и растительные продукты: семена шишек pinon [10] и бобы с дерева альгаробия; те и другие деревья растут поблизости. Собирают достаточное количество тех и других и поджаривают на кострах. Получается отличный гарнир к конине.
Есть и фрукты. Индейцы собрали плоды нескольких видов кактусов, лучшие из них – питайя; эти кактусы в высокими прямыми стволами и ветками, как канделябры, окружают лагерь. Так что в пустыне – ведь они находятся в пустыне – индейцы заканчивают ужин десертом. Приготовлено кое-что и на завтрак, еда редкая и необычная, но им знакомая; для одной ветви племени – мескалерос – это основной продукт питания, так что они даже по нему называются. Этот продукт – растение мескаль, разновидность агавы. Едят стебель этого растения, от которого отходят жесткие колючие листья; и лагерь койотеро показывает, как его готовят для еды. Несколько растений срезают у основания, отрубают листья и очищают ствол от коры; остается яйцеобразная растительная масса размером с голову человека или огромную свеклу. Тем временем в земле выкапывают яму, обкладывая ее стороны и дно камнями. Внутрь бросают горячие угли, почти заполняя яму. Делается перерыв, во время которого угли перегорают, становятся пеплом, а камни раскаляются. Мескаль, завернутый в шкуру только что зарезанной лошади, окровавленной стороной вместе с обрывками мяса внутрь, опускают в яму и покрывают землей. Здесь он печется всю ночь, а утром образуется блюдо, от которого на отказался бы и Лукулл.
9
Так древние греки называли скифов, употребляющих в еду конину.
10
Американский кедр.
Койотерос, уверенные в завтрашнем дне, ложатся спать довольные и не выставляют охрану; каждый закутывается в свое одело, постелью им служит голая земля, а пологом – усеянное звездами небо.
В этой ненаселенной и бездорожной местности, где тропы известны только им, они не боятся встретиться с врагом. Они не подозревают, что в двух часа езды от них разбили свой лагерь враги их расы, и их слишком мало, чтобы они могли оказать сопротивление. Если бы знали, все вскочили бы, оседлали лошадей и поскакали к Научампатепетлу.
Глава III
Бег к воде
Тем временем с щелканьем кнутов и криками «Anda!», «Mula maldita!» [11] шахтеры продвигаются к Потерянной горе. Движутся медленно потому что у животных, измученных долгой жаждой, едва хватает силы, чтобы тащить фургоны. Даже вьючные мулы с трудом идут под грузом.
Глядя на возвышение с того места, где они остановились, шахтеры, как и англичанин, сомневались в оценке расстояния, сделанной проводником. Люди, большую часть жизни проводящие под землей, так же беспомощны, как моряки на берегу, которые знают только внутренности питейных заведений. Поэтому их сомнения в словах Висенте естественны. Но мулы и погонщики знают больше, и они понимают, что гамбусино говорил правду.
11
Давай! Проклятый мул! (исп.).
Достаточно одного часа, чтобы шахтеры убедились в своей ошибке; через час, хоть они движутся непрерывно и с максимальной доступной для них скоростью, гора кажется такой же далекой, как раньше. А еще через час уменьшение расстояния до горы почти не заметно.
Солнце садится, оно почти у самого горизонта, когда они подъезжают достаточно близко с серро, чтобы увидеть своеобразные очертания горы – потому что они очень своеобразны. Гора продолговатая и со стороны напоминает гигантский катафалк или гроб; ее вершина – крышка. Однако ее горизонтальные линии разрывают деревья и кусты, которые четко видны на голубом фоне неба. Стороны мрачные, крутые и высокие, в пятнах растительности, на карнизах и в ущельях, где могут пустить корни растения-вьюнки. Гора длиной в милю, расположена почти точно с севера на юг, ширина почти вдвое меньше длины. Высота около пятисот футов. Не очень похоже на гору, но высоты достаточно, чтобы сделать это возвышение заметным на большом удалении на гладкой равнине. Гора особенно заметна, потому что она одна, ни возвышения, ни хребта нигде во всей сьерре. Она выглядит одинокой и потерянной – отсюда ее своеобразное название.
– В каком ее конце озеро, сеньор Висенте? – спрашивает старший Тресиллиан, когда они по извилистой тропе приближаются к горе; как и раньше, он, дон Эстеван и проводник идут впереди.
– В южном, более узком конце, твоя милость. И для нас это очень хорошо. Если бы оно было в другом конце, нам пришлось бы идти не меньше мили, чтобы добраться.
– Как это? Я слышал, что Серро меньше мили в длину.
– Это верно, сеньор. Но внизу по ллано много камней, они на сотни ярдов от горы и лежат так часто, что фургоны не пройдут. Вероятно, упали с вершины, но всю жизнь я удивляюсь, как они могли рассыпаться так далеко.
– Значит, все-таки рассыпались, Педро, – говорит дон Эстеван. – И ты изучал их с какой-то целью. Но давай не обсуждать геологические проблемы. Меня больше интересует кое-что другое.
– Что именно, твоя милость?
– Я слышал, что индейцы часто бывают у Серро Пертидо. Хотя не вижу никаких следов пребывания людей, но кто знает, где они могут быть?
Это он говорит, осмотрев основание горы во всю длину в полевой бинокль, который дон Эстеван всегда носит с собой.
– Поэтому, – продолжает он, – я считаю разумным, чтобы пять-шесть человек поехали впереди, те, у кого лошади посильней, и убедились, что дорога чиста. Если здесь много краснокожих, мы успеем вовремя построить корраль и защититься от нападения.
Прежде чем стать хозяином шахты, дон Эстеван был военным и участвовал во многих компаниях против местных племен команчей, апачей и навахо. Поэтому гамбусино относится к совету серьезно и одобряет его. Конечно, в группу разведчиков должны войти добровольцы.
Короче говоря, во время еще одной краткой остановки отбираются добровольцы, с полдюжины смелых мужчин, у которых лошади еще сильны и могут скакать быстро, если их начнут преследовать индейцы.
В числе этой полудюжины Генри Трессилиан, он сразу откликается на призыв. Не боится, что лошадь подведет и не даст ему уйти от преследователей. Он на благородной лошади арабской породы, угольно-черной, с тускло-коричневыми пятнами на бедрах и на морде. Не зря молодой хозяин делил с ней свой скудный рацион воды, даже самую последнюю порцию сегодня утром.
Через несколько минут добровольцы отобраны, они получают последние указания, и группа выступает.
Старший Трессилиан не возражает против присутствия в ней сына; напротив, гордится его смелостью и восхищенными глазами следит за ним, когда он уезжает.
Еще один взгляд, с котором смешиваются гордость и страх, следует за молодым человеком. Это взгляд Гертруды Виллануэва. Она гордится тем, что тот, кому она отдала свое молодое сердце, так храбр, хотя впереди может ждать опасность.