Шрифт:
1. СЕМЕЙНАЯ ОБСТАНОВКА
Первое важное событие в моей жизни произошло 22 мая 1831 года. Я в этот день родился.
Шесть недель спустя произошло другое событие, которое, без сомнения, имело влияние на мою судьбу: меня окрестили и назвали Роландом Стоуном.
Род мой, насколько это видно из древней истории и из Ветхого Завета, очень древний. В числе моих предков числится, между прочим, Ной, построивший знаменитый корабль-ковчег, которого он был сам и капитаном. Но отец мой не принадлежал к знати и добывал кусок хлеба честной и тяжелой работой. Он был седельным и шорным
В характере моей матери не было ничего замечательного. Я был маленьким буяном и, без сомнения, причинял ей много огорчений. Я склонен теперь думать, что она была ко мне довольно ласкова и относилась вообще лучше, чем я того заслуживал. За мою постоянную склонность убегать из дома и из школы и пропадать по целым дням неизвестно, где меня прозвали Роллинг Стоуном, что значит катящийся камень.
Мой отец умер, когда мне было около 13 лет; после его смерти в нашем доме завелись нужда и горе. Нас осталось четверо: моя мать, я, брат Вильям, на полтора года моложе меня, и сестра Марта, на три с половиной года моложе меня.
После смерти отца заведывание мастерской и работу в ней принял на себя седельный мастер Мэтью Лири, который больше года работал с моим отцом перед его смертью.
Меня взяли из школы и поместили в мастерскую, где Лири постепенно приучал меня к шорному делу. Я должен признаться, что этот человек обнаружил замечательное терпение в попытке научить меня мастерству.
Он также помогал моей матери своими советами и казалось, что он руководствуется искренними заботами о наших интересах. Дела мастерской он вел превосходно и весь доход аккуратно вручал моей матери. Большинство наших соседей отзывались о нем с величайшей похвалою; часто я слышал от своей матери, что она не знает что было бы с нами, если бы не этот человек.
В то же время Лири обращался со мной очень ласково. Я не имел никакой причины не любить его. Между тем я его просто ненавидел!
Я сознавал всю несправедливость моей необъяснимой антипатии, но ничего не мог поделать с собою. Я не только с большим трудом переносил его присутствие, но мне даже казалось, что я никогда не видел более гнусного лица.
Я даже в присутствии его не мог скрыть своей антипатии к нему, но он как будто не замечал этого и относился ко мне по-прежнему ласково. Все его попытки снискать мое расположение были тщетны и только увеличивали мою ненависть к нему.
Время шло. С каждым днем увеличивалось влияние Лири на наши дела и на мою мать, и в той же мере увеличивалась к нему моя ненависть.
Моя мать старалась победить эту ненависть, напоминая мне об его доброте к нашему семейству, об его заботах выучить меня ремеслу, об несомненной доброй нравственности и хороших привычках.
Я ничего не мог возразить на эти аргументы, но моя антипатия не зависела от рассуждений: она была инстинктивна.
Вскоре для меня стало ясно, что Лири хочет в ближайшем сделаться членом нашего семейства. Мать была глубоко
2. БУРНЫЙ ДЖЕК
На корабле «Надежда» я оказался в очень печальном положении. Я был там самым последним человеком. Весь экипаж пользовался мною для своих личных услуг. Только один человек, боцман, прозванный своими товарищами Сторми-Джеком, что значит Бурный Джек, за вспыльчивый характер, относился ко мне ласково и защищал меня от своих товарищей. Благодаря заступничеству «Бурного», мое положение на корабле значительно улучшилось.
После одной ссоры с корабельным плотником, виновником которой был последний, Бурного избили, связали и заперли в трюме. Такое несправедливое наказание страшно возмутило Бурного, и он решил по прибытии в Новый Орлеан дезертировать.
За несколько дней до прихода в Новый Орлеан Бурного освободили, но мысль о бегстве не покидала его.
Мне удалось, хотя и с большим трудом, убедить Бурного не покидать меня на корабле, а взять с собою.
Через два дня после нашего прибытия в Новый Орлеан, он попросил разрешения сойти на берег, а также, чтобы и мне позволено было сопровождать его. Капитан разрешил, полагая, что Бурного удержит от побега недополученное жалованье. Мысль о том, чтобы мальчик, подобный мне, решился покинуть корабль, не могла прийти капитану в голову.
Мы оставили корабль, чтобы больше на него не возвращаться.
Мы сосчитали наши деньги. У Бурного было 12 шиллингов, у меня же только полкроны. Бурный чувствовал большое искушение зайти в кабачок, но, в конце концов, вышел победителем из этой тяжелой для него борьбы. Сознание ответственности не только за себя, но и за меня удержало его от этого искушения.
Мы решили первое время избегать мест, посещаемых обыкновенно моряками, чтобы не быть пойманными и водворенными снова на «Надежду».
Через несколько дней Бурный нашел себе занятие. Мне же он предложил пока продажею газет. Я, конечно, с радостью принял это предложение.
На следующий день, рано утром, Бурный отправился на работу, а я в редакцию за газетами. Мой первый дебют был необыкновенно удачен. Я распродал к вечеру все газеты и получил 100 центов чистой прибыли. В этот день я был самым счастливым человеком на свете. Я спешил домой, чтобы поскорее увидеть Бурного и сообщить ему о своих успехах.
Когда я пришел домой, Бурного еще не было. Проходит час за часом и, наконец, наступает ночь, но Бурного все нет. На другой день он тоже не пришел. Я пробродил весь день по городу, надеясь где-нибудь его встретить, но поиски мои были напрасны.
Прошло три дня, а Бурный не показывался. Моя квартирная хозяйка забрала все мои деньги и через несколько дней вежливо простилась со мною, пожелала мне всяких благ и довольно ясно намекнула мне, чтобы я не трудился возвращаться к ней.
Итак, я был брошен! Один, без знакомых, без денег, без крова, в чужом, незнакомом городе! Я бродил по улицам со своими мрачными мыслями, пока не почувствовал страшной усталости. Я сел на ступеньках крыльца одного ресторана, чтобы немного отдохнуть. Над дверью бакалейной лавки, находившейся на противоположной стороне улицы, я прочел имя и фамилию: «Джон Салливэн». При виде этой знакомой фамилии во мне пробудилась надежда.