Пропавшая сестра
Шрифт:
Около четырех лет тому назад один бакалейный торговец, с которым мои родители имели дела, эмигрировал в Америку. Звали его Джон Салливэн. Разве не могло быть, что эта лавка принадлежит именно тому человеку?
Я встал и перешел через улицу. Войдя в лавку, я спросил молодого человека, находившегося за прилавком, дома ли мистер Салливэн.
– Он наверху, – сказал юноша. – Вы желаете повидаться с ним?
Я ответил утвердительно, и мистера Салливэна позвали вниз.
Джон Салливэн, которого я знал в Дублине, был массивного роста с рыжеватыми волосами, но тот, который вошел в лавку, был человеком около шести
Салливэн, который эмигрировал из Дублина в Америку, и Салливэн, который стоял передо мной, были два совершенно различных человека.
– Ну, мой милый, чего вы хотите от меня? – спросил собственник лавки, бросив на меня любопытствующий взгляд.
– Ничего, – пробормотал я в ответ, сильно сконфузившись.
– Тогда зачем же вы меня звали? – спросил он.
После мучительного колебания я объяснил ему, что, прочитав его имя на вывеске, я надеялся найти человека, которого зовут так же, как и его, с которым я был знаком в Ирландии и который эмигрировал в Америку.
– Ага! – сказал он, иронически улыбаясь. – Мой прапрадедушка приехал в Америку около 250 лет тому назад. Его звали Джоном Салливэном. Может быть, вы его подразумевали?
Я ничего не ответил на этот вопрос и повернулся, чтобы оставить лавку.
– Постойте, мой милый! – крикнул лавочник. – Я не хочу, чтобы меня беспокоили и заставляли спускаться вниз из-за пустяков. Предположим, что я тот самый Джон Салливэн, которого вы знали; чего же вы бы от него хотели?
– Я бы посоветовался с ним, что мне делать, – ответил я. – Я здесь чужой, не имею ни квартиры, ни друзей, ни денег!
В ответ на это лавочник стал меня подробно расспрашивать обо всем, подвергая меня самому строгому допросу и видимо желая удостовериться, правду ли я говорю или нет.
Выслушав все, он посоветовал мне вернуться на «Надежду», с которой я бежал.
Я сказал, что такой совет не могу исполнить, и что, кроме того, уже около трех дней ничего не ел.
Мой ответ сразу изменил его отношение ко мне.
– Вильям! – сказал он, – не можете ли вы найти какое-нибудь дело для этого мальчика на несколько дней?
Вильям ответил, что может.
Мистер Салливэн ушел наверх, а я, решив, что дело относительно меня покончено, повесил на гвоздь свою шляпу.
Семейство лавочника помещалось в комнатах, расположенных над лавкой, и состояло из его жены и двух детей, из которых старшей девочке было около четырех лет.
Я обедал за одним столом вместе с семейством лавочника и скоро близко сошелся с ними и полюбил их. Ко мне тоже относились все хорошо, по-родственному, как к члену семейства. Маленькая девочка была существом эксцентричным, даже для ребенка; говорила она редко и мало. Когда же ей приходилось говорить, то она к каждой своей фразе прибавляла слова: «Господи, помоги нам!» Этому выражению она выучилась от слуги-ирландца, и никакие наказания не могли отучить маленькую Сару от этой привычки.
– Сара, если ты скажешь еще раз эту фразу, то я посажу тебя в темный погреб, – угрожала ей мать.
– Господи, помоги нам, – отвечала Сара на эту угрозу.
– Опять! – вскрикивала мать, и давала девочке два или три шлепка по спине.
– О мама, мама! Господи, помоги нам! – вскрикивала, плача, маленькая Сара, снова бессознательно совершая свое «преступление».
Прошло уже около пяти недель, как я жил у мистера Салливэна. Однажды, протирая в лавке оконные стекла, я нечаянно разбил большое и дорогое витринное стекло. Тотчас же почувствовал такой испуг, какого не испытывал никогда в жизни. Мистер Салливэн относился ко мне всегда с такой добротой, и вот как я отплатил ему за все его благодеяния. Мое душевное состояние было такое угнетенное, что я ничего не мог сообразить. Единственная мысль овладела мною – это немедленно бежать, чтобы не встретиться с мистером Салливэном, который в это время был наверху. Я схватил свою шляпу и ушел, чтобы не возвращаться. «Господи, помоги нам», – услышал я уходя, обычную фразу маленькой Сары, присутствовавшей при этом.
3. ОПЯТЬ НА МОРЕ
Я не разлюбил морской жизни, а только был не удовлетворен тем положением, которое я занимал на «Надежде», благодаря мистеру Лири.
Убежав от мистера Салливэна, я твердо решил поступить опять на какой-нибудь корабль и поэтому направился к порту.
Я заметил один корабль, приготовлявшийся в скором времени к отплытию, и взошел на него. Корабль назывался «Леонора». Осмотревшись, я заметил человека, которого принял за капитана, и обратился к нему с просьбой дать мне какую-нибудь работу. Но этот человек не обратил никакого внимания на мою просьбу и не дал никакого ответа. Я твердо решил не уходить с корабля без ответа. Когда пробило девять часов, я незаметно забрался под шлюпку и проспал там до утра.
Рано утром я опять вышел на палубу. Капитан, наконец, обратил на меня внимание и спросил, кто я и что мне нужно.
Я сказал, что меня зовут Роллинг Стоун.
– «Катящийся камень!» – воскликнул капитан. – Для чего же и откуда вы сюда изволили прикатиться, сэр?
Капитан показался мне человеком, заслуживающим доверия, и я подробно и вполне искренно пересказал ему все мои приключения. В результате меня приняли на корабль.
Корабль шел в Ливерпуль с грузом хлопка и принадлежал капитану, фамилия которого была Хайленд.
Нигде со мной лучше не обходились, как на этом корабле.
У меня не было определенного дела или занятия, но капитан Хайленд постепенно посвящал меня во все тайны морского дела. Я был почти постоянно при нем, и он всегда заботливо охранял меня от дурного влияния.
Приучить меня к работе капитан Хайленд поручил старому парусному мастеру. Этот мастер относился ко мне хорошо, как все остальные, за исключением только одного человека, – старшего капитанского помощника, мистера Эдуарда Адкинса. С первого же дня моего вступления на корабль Адкинс возненавидел меня, и эту ненависть я сразу инстинктивно угадал, хотя она и не проявлялась открыто.
По приходе «Леоноры» в Ливерпуль капитан Хайленд на все время стоянки корабля пригласил меня к себе в дом. Семейство капитана Хайленда состояло из жены и дочери, которой в это время было около девяти лет от роду.
Я думал, что ничего в целом свете не было прекрасней этой девочки. Может быть, я и ошибался, но таково было мое мнение.
Наша стоянка в Ливерпуле продолжалась шесть недель, и в продолжение всего этого времени я находился в доме капитана и был постоянным товарищем его маленькой дочери Леоноры, в честь которой назывался так и корабль капитана Хайленда.