Пропавшая сестра
Шрифт:
— Ты готова?
— К чему? — Меня начинает трясти от страха.
— К своей первой татуировке.
Себ присоединяет к шприцу чернильный картридж.
— Ты знаешь, что местные торговцы людьми любят клеймить свой товар? Когда я избавлюсь от ваших тел, полиция увидит эти татуировки на них и дырки от выстрелов в голову и решит, что вы стали жертвами этих бандитов.
Себ нажимает на кнопку, и аппарат включается. Жужжание напоминает звук бормашины, только бесконечно страшнее. Медленно отползаю назад со связанными руками и ногами и прижимаюсь спиной к стене. Себ подходит ближе и хватает меня за левую лодыжку. Стиснув зубы, пытаюсь найти
— Не шевелись.
Игла вонзается в кожу лодыжки, я вздрагиваю от боли и начинаю извиваться ужом.
— Лежи спокойно, Шейна! — Себ выключает аппарат и кладет руку мне на икру. — Я не могу делать татуировку на мертвом теле.
Аппарат снова начинает жужжать, и я, чтобы отвлечься, снова бросаю взгляд на стол с инструментами Себа.
Я ошибалась. Так долго ошибалась, что убедила себя в своей правоте. Уверенность Анжелы в том, что мы связаны на эфирном уровне, и мое неприятие этого, моя упрямая вера в противоположные вещи — в науку, логику и в саму себя, вероятно, выросли из нашей реакции друг на друга. Общество постоянно натравливало нас одну на другую, настаивало на том, что мы разные, и мы по глупости подпитывали эту идею своим поведением. В нашей семье я всегда считалась благополучным ребенком, а Анжела играла роль изгоя, и втайне мне это нравилось, но я не понимала, что вижу только половину картины. Мы с Анжелой всегда нуждались друг в друге, и каждая на подсознательном уровне знала, что никого роднее сестры у нее нет. В трудные моменты мы всегда действовали заодно, начиная от выпрашивания у родителей чего-нибудь вкусненького в детстве и заканчивая тем, как Анжела притворилась мной в восьмом классе. Я думаю о неотправленных письмах Анжелы и о том, как она пыталась пережить нашу размолвку здесь, в Париже. Мы пошли в жизни разными путями, но при этом остались близкими людьми. Только рядом с ней я могу быть самой собой; она мой первый друг и мой первый враг; единственный человек в мире, который сделает для меня все что угодно. Как и я для нее. Вместе мы сильнее.
Себ заканчивает и отходит на пару шагов, чтобы полюбоваться своей работой.
— Вуаля. Символ Близнецов. Получилось идеально, хоть ты и мешала мне работать. Дугу набивать трудно, но с каждым разом у меня получается все лучше и лучше.
— Думаю, твой брат гордился бы тобой, — отвечаю я.
Себ поднимает на меня глаза. Анжела сидит напротив нас. В воздухе висит нервное напряжение. Мне страшно, но я сосредотачиваюсь на игре «будь как Анжела». Она всегда умела давать людям то, чего они хотят, интуитивно угадывая их желания.
Себ кладет татуировочный аппарат на стол и пристально смотрит на меня.
— Как благородно.
— Я серьезно. Вот я, например, проделала весь этот путь из Сан-Диего сюда только ради Анжелы. Так что понимаю, каково это — сделать что-то крутое для своего брата.
Ну что ж, иногда можно и подыграть противнику. И даже сыграть по его правилам. Нужно дать ему то, чего он хочет.
— Знаю, ты любил своего брата. Если бы моя сестра умирала в пустыне от какого-нибудь ядовитого газа, я была бы благодарна тому человеку, который создал противоядие.
Его темные глаза сужаются.
— Когда мы были детьми, Батист всегда боялся меня. Но я любил его, ты права.
Он подходит ближе.
— Продолжение эксперимента — единственный выход для всех нас, Шейна. Надеюсь, ты понимаешь. Ты тоже внесешь свой вклад в медицину. Правда, не как врач, как хотела.
Он выкатывает из угла на середину комнаты стальной стол и начинает раскладывать на нем инструменты: три скальпеля, хирургические ножницы, ретрактор, дерматом, зажимы, два шприца, баллончик с антисептиком, свернутую трубку и рулон бумажных полотенец.
Думай, думай, думай. От жалости к себе у меня сдавливает горло. Что нужно Себу? Мне кажется, ответ содержится в словах Жан-Люка: «Психопаты подкрадываются незаметно». Все слезы Себа по Анжеле были игрой. В нем нет ни капли эмпатии. Он высокомерен и рационален до предела. То, что я скажу ему, должно быть частично правдой и даже лестью. Я прочищаю горло.
— Себ?
— Да?
— Помнишь тот день на скамейке в парке? Тогда я ничего не сказала, но хочу, чтобы ты знал. В тот день я оттолкнула тебя из-за сестры, и зря. Она всю жизнь только трепала мне нервы. Но ты, Себ… — Я смотрю ему прямо в глаза. В его взгляде осторожное любопытство. — Я впервые встретила человека, равного себе по интеллекту. И отвергла его ради своей сестры, которая сама бросила меня и уехала за шесть тысяч миль. Мне жаль, что все так обернулось. И хотя ничего уже изменить нельзя, я хочу, чтобы ты знал это.
Его реакция оказалась совсем не такой, как я предполагала. Осторожное любопытство мгновенно превращается в дикую ярость. Раздувая ноздри, он пинает ногой столик и хватает меня за плечи.
— Неужели ты ничего не поняла из всего того, что я сказал? Верность сестре — это единственное, чем ты должна дорожить в этом мире.
Я чувствую, что его пальцы оставляют на мне синяки, он трясет меня, как куклу.
— Ты должна каждый день благодарить небеса за то, что она все еще жива. Что тебе был дан этот дар, эта самая глубокая в мире связь.
Он снова трясет меня, и моя голова ударяется о камень. Перед моими глазами вспыхивают звезды, но я вижу, как корчится Анжела, будто тоже чувствует боль, разрывающую мой череп.
— Ты никогда не узнаешь, что потеряла, пока не станет слишком поздно! — разоряется Себ.
Несмотря на дикую боль, я замечаю, что хирургический стол Себа от удара ногой откатился к Анжеле. Она сможет дотянуться до чего-нибудь острого.
— А что, если она не стоила такой жертвы?
Я тяну время, надеясь, что Анжела воспользуется случаем.
— А что, если…
Анжела тянется к алюминиевому подносу. Ее цепи звенят, и Себ оборачивается на шум, но я кричу ему в лицо:
— Батист никогда не узнает о твоей работе! Потому что он мертв, и ты ему уже ничем не поможешь! И он никогда не узнает, как сильно ты его любил, точно так же, как моя сестра никогда не поймет меня.
Себ нависает надо мной. Красные, налитые кровью глаза готовы выскочить из глазниц.
— Неужели ты не понимаешь? Потеря брата — величайшая трагедия моей жизни. И я готов принести ему в жертву все и всех, несмотря на его смерть. Ты даже представить себе не можешь то, что я чувствую. Лишиться сестры…
Анжела хватает скальпель с подноса. Она откидывается назад и быстрым движением разрезает пластик, который связывает ее лодыжки. Зажав скальпель между пятками, она освобождает запястья и встает на ноги.
— Преданность — это… — говорит Себ со слезами на глазах. — Ты просто ничего не понимаешь…
Анжела не теряет ни секунды. Она вонзает скальпель в спину Себа, еще и еще. Кровь брызжет во все стороны, а Себ издает животный крик. Он выгибается назад и падает, пытаясь дотянуться до раны на спине.