Пропавшее ущелье
Шрифт:
Полынов умолк. Затем он сказал:
— Теперь я, не задумываясь, пожертвовал бы своей жизнью, лишь бы Павел оказался там, среди людей. Мое сердце разрывается при мысли, что сын так и останется вне человеческого общества. Пусть он встретит там даже самое худшее, но…
— Нет! — вскочил с места Щербаков. — Честное слово, нет! Я слушал вас внимательно, теперь послушайте меня. Вы даже не можете себе представить, как все изменилось в нашей стране за годы, что вы находились здесь. У нас все делается для человека, для его счастья, здоровья.
— Я верю
— Да, мы найдем выход отсюда! — взволнованно ответил ему Щербаков. — Возможно, для осуществления плана потребуется три-четыре года; но я твердо убежден, что он абсолютно реален, и все теперь зависит только от нас самих.
Михаил проговорил это так горячо, что старый Полынов посмотрел на него в упор:
— Вы хотите сказать, что знаете, как выбраться из ущелья?
— Да, знаю.
— В таком случае, слушаю вас…
— А мне можно послушать?
В дверях стоял Павел.
Щербаков живо обернулся, но тут же вопросительно посмотрел на Александра Ивановича. Несколько секунд все молчали.
— Проходи, пожалуйста, садись, — пригласил Павла отец.
НАДЕЖДА
В этот вечер засиделись допоздна. И, пожалуй, впервые за все время пребывания Щербакова в ущелье они были в таком приподнятом настроении. Вопреки ожиданиям Михаила, старый Полынов не отверг предложенный план, не посчитал его за пустую затею. Он терпеливо выслушал Михаила, а когда тот закончил, Александр Иванович после продолжительной паузы проникновенно проговорил:
— Я с вами, друзья мои… Можете мной располагать, Михаил Георгиевич.
Теперь, когда появилась цель, жизнь их стала значительно интересней, и дни летели незаметно. После хлопот по хозяйству, пленники целиком отдавали свои силы осуществлению плана Щербакова.
По соседству с домом, на открытой площадке, они устроили нечто похожее на мастерскую. Сюда снесли весь инструмент, доставили из леса на ишаках громадный ствол эвкалипта. Для пробок избрали дерево более мягкой породы.
Работа закипела. Когда были готовы первые партии крюков и пробок, все в торжественном молчании отправились к скалам, где Щербаков и Полыновы еще задолго до этого дня старательно выбрали место для сооружения необычной лестницы.
Александр Иванович предлагал вести работы в районе бывшего перевала, здесь высота была наименьшей. Щербаков придерживался другого взгляда. Опытный альпинист, он не столько думал о высоте, сколько о рельефе гор, и отыскал такое место, где скалы были менее отвесны и где имелись кое-какие естественные выступы и шероховатости.
Будущую трассу восхождения по настоянию Михаила решили сооружать сразу за плантациями, недалеко от устья реки.
На исходе был январь, но солнце посылало в ущелье жаркие лучи. Все трое-были в своих обычных костюмах.
Река, огибавшая дом и плантации, находилась справа, так что переходить ее не было необходимости. С монотонным урчанием она скрывалась под землей, образуя небольшую ложбину.
Сюда и пришли обитатели ущелья. Прямо над головой, на высоту в несколько сот метров, скала поднималась отвесно. Но дальше, насколько мог видеть глаз, она имела небольшой наклон и слегка неровную поверхность.
— Начнем? — стараясь скрыть волнение, проговорил Щербаков. — Павел, дайте-ка сюда зубило.
Острым концом он подставил зубило к скале на высоте человеческого роста и равномерно стал ударять по нему. Мелкий щебень посыпался на землю. Порода оказалась прочной и плохо поддавалась.
Трудно передать, что Михаил испытывал в это время. Ведь сейчас решался вопрос их жизни; в одно мгновение мог рухнуть весь план освобождения. Александр Иванович стоял несколько в стороне, строгий и как-будто безучастный. Тот, кто взглянул бы в эту минуту на его лицо, не тронутое старческими морщинами, подумал бы, что все происходящее его не касается. За многие годы, проведенные в ущелье, он пережил не одно разочарование.
Зато совершенно не скрывал своего волнения Павел, в его темных больших глазах застыла тревога. Несколько раз он порывался к Щербакову, намереваясь взять у него молоток, но Михаил не замечал этого, продолжая работать. Рука устала, но он увлеченно продолжал трудиться. Наконец в пробитое отверстие Щербаков вогнал деревянную пробку.
Когда скрылось острие крюка в пробке, Михаил с трудом сдержал вздох облегчения. Дерево не сломалось. Эвкалипт оправдал ожидания, оказался достаточно крепким.
Теперь дело пошло быстрее, и через некоторое время Михаилу удалось вогнать в выдолбленное гнездо еще один крюк.
— Ну, вот и все, — весело проговорил он.
Затем, взявшись обеими руками за крюк, повис на нем. Крюк выдержал его тяжесть.
Испытания, как написали бы в официальном отчете, прошли успешно.
Домой возвращались ободренными. Будущее уже не казалось безнадежно печальным.
— Михаил Георгиевич, — сказал Полынов, — все это очень хорошо. Но нужно подумать и о вашей безопасности.
— Моей? — переспросил Щербаков, — а что мне угрожает?
— Мало ли что может случится, когда вы окажетесь на высоте… случайно оступитесь, не выдержит крюк и тогда…
Он не договорил, но Михаил понял его мысль.
— Не беспокойтесь, Александр Иванович, я уже думал об этом… Слететь и сломать голову у меня нет никакого желания, да и, кроме того, в нашем альпинистском спорте существуют строгие правила безопасности, которые мне, мастеру этого спорта, нарушать никак нельзя.
— А что такое мастер? — опросил молодой Полынов.
Щербаков рассмеялся. Настроение у него было отличное.
— Дорогой Павел, — ответил он весело, — мне придется о многом рассказать тебе, прежде чем мы выйдем из ущелья. Мы еще займемся этим.
— Раньше вы ничего не хотели мне рассказывать.
— На то были причины, не от меня зависящие.
Щербаков весело посмотрел на старого врача и продолжал:
— Но теперь, я думаю, запрет снимается? Не так ли, Александр Иванович?