Пропавшее ущелье
Шрифт:
— Александр Иванович, что будем делать? — спросил Щербаков.
Он держался спокойно. Не первый раз Михаил смотрел в глаза смерти, война научила его не терять голову даже в самые тяжелые минуты.
Полынов ответил не сразу. Вид его был задумчив, казалось, что он смирился с тем, что должно произойти, и безропотно принимал все.
— Может быть, вода спадет…
— Аесли нет?
— Тогда…
И он, не досказав, склонил голову. Но внезапно, словно устыдившись своей слабости, выпрямился и, ни на кого не глядя, глухо проговорил:
— Простите,
Наступило тягостное молчание. Надо было немедленно что-то предпринимать, потому что завтра могло быть уже поздно. Но что? Искать спасения на верхушках деревьев? Сколько времени можно там продержаться? Ведь, как бы высоко они ни взобрались, в один, далеко не прекрасный для них день, вода, сжатая со всех сторон скалами, доберется до них, и они утонут, как кроты, если раньше не умрут с голода.
И тогда пришло решение.
— Павел Александрович, — проговорил Михаил твердым голосом, — пойдемте.
— Куда?
— В лес. Захвати с собой пилу и топор.
Павел не знал, что собирался Щербаков делать, но расспрашивать не стал.
Они вышли на ту же тропинку, по которой ходили вдвоем к месту приземления Щербакова. Но, как только они миновали знакомый поворот, путь им преградила вода. Она покрыла почти всю низменную часть леса. Пришлось возвратиться.
У прогалины, за которой виднелась поляна, где в глубине, у самых скал, возвышалось странное сооружение, Щербаков остановился. Лучшего места для осуществления его замысла найти было нельзя. Вода могла затопить его не скоро, по крайней мере, не раньше, чем через неделю, даже при той быстроте, с какой она прибывает. А за этот срок, если не терять времени, можно многое успеть.
Михаил решительно шагнул на поляну. Его спутник не последовал за ним, укоризненно сказал:
— Куда вы? Ведь папа просил…
Щербаков перебил его:
— Павел, сейчас не до этого. Если нечего не изменится, нам придется сюда перебраться… А сейчас давайте рубить деревья…
— Зачем?
— Послушайте, Павел, положение очень серьезное. В горах достаточно тающего снега и ледников, чтобы заполнить до самых краев десятки таких ущелий. Я не знаю, удастся ли нам спастись, но попытаться необходимо. Если у нас есть лишь один шанс, то и его мы должны использовать. Надо соорудить плот, погрузить на него как можно больше продуктов, а там видно будет. А теперь за дело…
Щербаков внимательно осмотрелся, выбирая не особенно толстое и ветвистое дерево. Потом скинул сорочку, взял в руки пилу.
— Ну-ка, Павел, беритесь за другой конец…
В разгар работы они увидели старого Полынова. Он вышел из-за деревьев, медленно, чуть согнувшись, направился к ним. Лицо его было спокойным.
— Хорошо, Михаил Георгиевич, правильно, — ровным, несрывающимся голосом проговорил он, видимо, догадавшись, что они собирались делать, — давайте и я помогу.
Михаил был ему благодарен за это. Плохо, когда в минуту опасности кто-нибудь начинает сомневаться в успехе. Это размагничивает остальных, как раз в такое время, когда особенно необходимо единство действий.
— С плотом мы сами справимся, Александр Иванович, а вы, пожалуйста, займитесь питанием… Не возражаете?
Вопрос этот был совершенно излишним, и Полынов на него не ответил. Он повернулся и пошел по направлению к дому.
ПРОЩАНИЕ
Последующие дни прошли в лихорадочной работе. Наводнение распространялось со все возрастающей быстротой и подошло к самому дому. Полыновы и Щербаков перенесли на поляну необходимые вещи, все, что удалось собрать на плантации, перевели сюда животных.
Теперь пленники ущелья находились как бы на острове. Отступая от воды, они приблизились к знакомому сооружению у скал, но никто не говорил о нем ни слова.
Перенеся все продукты и имущество на плот, они стали думать, что делать дальше с животными. Михаил предлагал взять их с собой.
— Пока не затопит деревья, у нас будет чем их кормить. А потом мы будем иметь мясо, и это значительно увеличит наши запасы.
Внезапно он спохватился:
— А соль?
Запас ее, имевшийся всегда дома, впопыхах оказался забытым.
— Я поплыву за ней, — сказал молодой Полынов.
И без дальнейших слов начал раздеваться.
— Подождите, — остановил его Щербаков. — Попробуем пробраться к дому на ишаке.
Они выбрали наиболее рослого, и Павел, усевшись верхом, с трудом заставил животное войти в воду. К счастью, она доходила им только до коленей, так что путешествие закончилось благополучно.
Прошло еще несколько дней, во всем ущелье остался лишь маленький участок земли, не залитый водой. Пора было перебираться на плот, который Щербаков предусмотрительно выстроил широким и вместительным, устроив на нем даже специальное отделение для животных.
Прежде чем окончательно перейти на плот, Александр Иванович срывающимся голосом сказал:
— Павел, пойдем простимся…
— С кем? — не понял тот.
— С твоей матерью, Павел, — чуть слышно ответил Полынов.
Он подошел к сооружению. Павел и Михаил последовали за ним. Вблизи, за каменной оградой, они увидели могильный холм, весь усеянный разноцветными головками цветов. А над ним, в два человеческих роста, возвышался обелиск, любовно выложенный из камня.
— Здесь моя мама?
Молодой Полынов проговорил это таким голосом, что у Щербакова дрогнуло сердце.
Они прошли за ограду. Александр Иванович опустился на колени и поцеловал могилу. Сын сделал то же самое, а Михаил стоял, склонив голову.
— Прощай, Мария, ты была настоящим другом, а я перед тобой так виноват, — тихо произнес старый врач.
Потом в молчании они вышли, и, уже ступая по воде, добрались до плота, возле которого лежала Эмма.
— Возьмем ее с собой, — сказал молодой Полынов.
— Нет, — твердо ответил Щербаков, — этого сделать нельзя, нам самим, возможно, предстоит голодная смерть.