Пропавшее войско
Шрифт:
— Вот куда мы должны идти.
За спинами оставался враждебный край, но все же в нем властвовали солнечный свет и тепло, — а нам предстояло углубиться в царство ночи и бурь. Поворачиваясь к югу, мы еще ощущали жаркое дыхание земли, расположенной между двумя реками; глядя на север, мы слышали лишь далекое и угрожающее эхо грозы. Мы стояли на границе между мирами, одинаково недобрыми, но один нес в себе лишь людскую злобу, а второй — злобу стихий.
Вернулись разведчики и сообщили о том, что узнали касательно костров, горевших на равнине. Тиссаферн велел сжечь последние деревни, остававшиеся на берегу реки, чтобы мы не могли пополнить там свои запасы продовольствия. Наши всадники видели сотни отчаявшихся земледельцев, вместе с семьями спасавшихся бегством. Люди забрали то немногое, что сумели утащить на себе.
Я пыталась угадать, о чем думают бедняги, с самого рождения ведшие мирную жизнь, тихое существование. Вдруг исчезает их привычный, однообразный мир, и они смотрят обескураженно на огонь, пожирающий их прошлое, настоящее и будущее.
Война.
Когда Ксен улегся рядом со мной, я спросила:
— Как мы будем жить? Чем питаться?
— Тем, что найдем, — ответил он.
Вопросов больше не задавала. Отлично поняла, что он имеет в виду: мы будем продвигаться, забирая провизию у обитателей земель, по которым пройдем, — словно саранча, оставляя позади себя пустыню. Сейчас все спят и, вероятно, думают о женах и детях, оставшихся дома, но завтра они снова станут армией «десяти тысяч», злыми духами войны, спрячут человеческие лица под шлемами, потому что на протяжении многих недель или, может, месяцев им день и ночь придется побеждать или умирать.
На следующий день лишь дым поднимался над равниной, а войско Тиссаферна выстроилось у входа в ущелье. Персы все еще боялись, что мы захотим вернуться назад. Но кому и голову могла прийти мысль о том, чтобы бросить вызов самой могущественной империи на Земле?
Двинулись в путь, следуя вдоль стремительного и пенистого потока, впадавшего в Тигр. Один из воинов попытался измерить его глубину, но копье полностью погрузилось в воду, так и не достав дна.
Пожитки мы с Ксеном погрузили на спины трех мулов, привязанных друг к другу и образовавших небольшой караван. Я шла впереди и вела первого из них под уздцы. Взглядом поискав Мелиссу, так и не обнаружила ее. Тропинка была не очень широкой, и армия растянулась длинной вереницей, змеившейся по долине в направлении перевала.
Мы начали подниматься, карабкаясь по горной тропинке, усыпанной острыми камнями; иногда валуны скатывались и падали в поток, кипевший внизу в брызгах белоснежной пены среди гигантских скал. Склоны горы поросли лесом, вековыми деревьями с огромными узловатыми стволами. Я передвигалась с большим трудом; раньше мне никогда не случалось бывать в горах, и, несмотря на усталость, царапины и порезы, меня воодушевляло сознание того, что с каждым шагом я оказываюсь все выше.
Я привыкла к тому, что на большом протяжении местность остается прежней — все та же бесконечная и плоская степь или пустыня, — но теперь новые картины открывались чуть ли не за каждым поворотом тропинки. Все это давало ощущение чуда, повергало в изумление.
В какой-то момент я обернулась, и внимание мое привлекли две картины. Одна — вдали: армия Тиссаферна, направлявшаяся к западу и похожая на длинную черную змею, скользящую по песку пустыни; другая — вблизи: беременная девушка, которую я раньше видела на повозке.
Персидский полководец вел свою армию в Анатолию, к морю, чтобы принять управление новой провинцией вместо Кира: теперь он был уверен, что все мы погибнем среди горных круч и остроконечных пиков севера, в краю, рождающем бури и грохочущий ветер. Девушка лежала у края тропинки, не в силах пошевелиться, обессиленная. Для нее и для ребенка, которого она носила, не существовало никакого «завтра». Никто не останавливался. Мужчины проходили мимо, опираясь на копья, иногда касаясь ее своими плащами, но ни один не протянул руки.
Я постепенно замедлила шаг, воспользовавшись тем, что Ксен был далеко, замыкая шествие со своими всадниками, и остановилась. Привязав мула, находившегося во главе нашего каравана, к маленькому дубу, приблизилась к девушке.
— Вставай немедленно.
— Не получается.
— Вставай, дурочка. Ты что, хочешь попасть в зубы диким зверям? Они съедят тебя живьем, по кускам, пока твое мясо и мясо твоего маленького ублюдка не испортилось. Вставай, дура, или мне тоже перепадет тумаков.
Моя речь прозвучала убедительно, и девушка с моей помощью сумела подняться на ноги и дойти со мной до мулов.
— А теперь хватайся за хвост последнего мула, и горе тебе, если выпустишь его из рук: я сама изобью тебя до смерти. Слышишь меня?
— Слышу.
— Отлично. Тогда вперед.
Я спрашивала себя, где теперь Мелисса. Мне представлялось, что ей сейчас не намного лучше, чем этой девушке, болтавшейся на хвосте третьего мула. Еще я задавалась вопросом, что стало с Никархом-аркадийцем, который спас нас всех, превозмог боль изрубленной плоти. Мне хотелось поинтересоваться о нем у одного из лекарей, но мысль о том, что ответ окажется таким, какого я боялась, останавливала меня. А так по крайней мере оставались утешительные сомнения.
Мы добрались до перевала, до седловины между двумя вершинами, поросшими лесом, а потом армия начала спуск. Когда настала наша очередь, я увидела в складках гор несколько деревень, построенных из тех же самых камней, на каких стояли. Нужно было вглядываться очень внимательно, чтобы углядеть их. Повсюду царило странное спокойствие. Слышалось пение птиц, потом и оно прекратилось. Возможно, пернатые смолкли, предчувствуя неминуемую бурю. Наконец мы добрались до долины и вошли в деревни.
Там мы не обнаружили ни единой живой души.
Наши воины с досадой оглядывались по сторонам: ведь еще недавно в этих домах находились люди. В загонах стояли животные, на столах лежала посуда, в очагах догорал огонь. Я втолкнула беременную девушку в один из домов, чтобы она согрелась, и чем-то накормила ее.
Воины начали грабить жилища крестьян, но Софос остановил их. Поднялся на выступ скалы и заговорил:
— Ничего не трогать! Послушайте: мы возьмем только необходимую провизию — и все. Когда местные поймут, что у нас нет враждебных намерений, есть надежда, что они отнесутся к нам по-доброму. Оглянитесь: нам предстоит пройти через эту гряду, пересекая горные перевалы, и горцы могут расправиться с нами, когда им заблагорассудится. Они знают каждую пядь своей земли, способны появиться где угодно, так что мы даже не заметим, и в любой момент безнаказанно напасть на нас. Наша сила в том, чтобы сражаться плечом к плечу на открытой местности, а так, растянутые длинной вереницей, мы уязвимы. Необходимо сделать все возможное, дабы жители гор не стали нашими врагами.
Воины немного поворчали, но подчинились. Я уже поняла, что в этой армии приказы исполняются, но для этого командиры должны убедить людей в том, что они поступают правильно.
Обошли дома, забирая провизию, какую нашли, и сложили все на площадку в центре, а потом посчитали, сколько животных мы можем увести с собой, чтобы обеспечить себя на максимально долгий срок. Во время поисков обнаружили в нескольких пещерах, скрытых растительностью, женщин и детей: их немедленно взяли под присмотр. Возможно, они не захотели последовать за мужчинами в горы или же не успели. Очень важное обстоятельство, и военачальники радовались: ведь заложников можно будет обменять на наших в ходе продвижения армии. Однако я не разделяла торжества и не думала, что жители деревень легко сдадутся.