Пропавшие. Тайна школьного фотоальбома
Шрифт:
На ватных ногах я дошел до двери, вышел наружу. Яркое солнце ударило в глаза. Второго полицейского нигде не было. Не дожидаясь, пока страж порядка опомнится, я быстрым шагом пошел к кустам.
Уже возле них я услышал окрик.
— Стой! Ты куда?! Где…
Но я не стал дожидаться окончания вопроса и ринулся вперед что есть мочи.
«Не спи, кругом змеи!», — в голове зазвенело предупреждение. И я не спал. Я бежал так быстро, что все окружающее слилось разноцветную прыгающую какофонию. Как я не упал и не разбил себе голову, не поломал ноги и руки —
Сирена в голове перестала выть километра через два. Я остановился, опустил руки на колени и минуты три пытался отдышаться. А когда это у меня получилось, увидел, что до сих пор сжимаю пальцами фотку, которую зачем-то взял со стола полицейского. Девушка, конечно, красивая, но какой смысл было брать чужое фото?
Я перевернул его и увидел номер телефона, написанный карандашом.
— Это оно, — сказал голос.
— Да, — сказал я. — Да. По крайней мере, сообщу, что ее парню, судя по всему, нужен хороший адвокат.
Я вновь оглянулся. Пустынная улица, редкие прохожие, прячущиеся под пышными кронами лип. На балконе дома напротив курит мужик в одних трусах. В руке он держит бутылку пива и периодически отхлебывает из нее. Сонная идиллия. По крайней мере, никаких звуков сирен и признаков погони.
Не слишком ты большая сошка, жечь на тебя топливо и гоняться по такой жаре, — успокоил я сам себя.
Я был бы рад, если бы так оно и было. Но пока что получалось, что полицейский, который хотел мне помочь уехал в неизвестном направлении на тонированном микроавтобусе. Я точно знал, что экскурсии на таком транспорте не проводят. Его, конечно, могли взять и по какому-нибудь другому делу или он мог выехать в составе следственно-оперативной группы на место преступления, но что-то мне подсказывало, что его звонок мне и этот жутковатый микроавтобус связаны.
Давно я не ощущал в своем городе такой жары. Будто бы что-то поменялось в настройках природы, сломалось. Марево, повисшее над улицами, площадями, киосками, магазинами, дорогами чуть заметно подрагивало — словно та самая оптическая иллюзия в раскаленной пустыне. Одновременно все было так и не так — я знаю, что такое явление в психиатрии называют дереализация и деперсонализация. Впрочем, от жары и не такое привидится.
Окольными путями я добрался до Дома быта. Салона видеопроката здесь давно не было — вместо него красовалась вывеска шляпного бутика, а на витрине вместо афиши «Коммандо» и Арнольда Шварценеггера, увешанного пулеметными лентами, стояли длинноногие манекены в роскошных шляпах с перьями, полями, без полей, большие, маленькие, простенькие, вычурные, всех цветов и фасонов.
Никогда раньше не видел этого магазина. Впрочем, возможно, он недавно открылся. Внутри я не заметил ни одного человека.
Старушка в закутке при моем появлении поспешила скрыться. Я поднялся на второй этаж по лестнице, вдыхая воздух, который, кажется, не менялся здесь уже полвека.
Фотоателье за стеклянной перегородкой было украшено тремя большими выцветшими фотографиями и деревянной камерой на треноге начала двадцатого века. Справа возле окна с видом на пыльную улицу стоял потрепанный кожаный диван и журнальный столик. Посетителей не было, однако, когда я вошел, над дверью звякнул колокольчик и через пару минут из-за занавески вышел средних лет мужчина с полными губами и глазами навыкат.
Я даже слегка опешил, так он был похож на того… фотографа тридцать лет назад.
Он посмотрел на меня вопросительным взглядом. По его крупному лбу стекали капли пота размером с горошину. Какой ненормальный будет фотографироваться в такую жару?
— Вы что-то хотели? — спросил он, явно раздосадованный моим появлением.
— Я… собственно… может быть вы мне поможете… мы здесь фотографировались на выпускной, и я… короче я потерял свою фотографию. Ее можно как-то восстановить?
Мужчина будто бы не сразу понял мой вопрос. Когда же слова в его мозгу обрели смысл, он чмокнул губами и слегка наклонил голову.
— Какое число?
— Что, простите?
— Какого числа фотографировались?
— А-а… нет, числа я точно не помню… это было тридцать лет назад. На выпускной альбом.
В его глазах я прочитал удивление.
— Тридцать? — выдохнул он. — Это… давненько. Тогда еще компов не было…
— Были, но не такие.
— Ага…
— А внизу был видеосалон, — сказал я.
Мне показалось, что его пустые глаза блеснули.
— Точно. Тогда мой батя здесь работал. Во времена были…
— Были… — подтвердил я. — Так что?
— Вообще-то… — медленно проговорил он, будто бы жара уменьшила скорость его речи процентов на пятьдесят, — отец сохранял все негативы. Я хотел выбросить их, но потом где-то прочитал, что их можно хорошо продать на Ebay, но нужно оцифровать, чтобы выставить. А до этого руки пока не дошли. — Он повернулся и махнул рукой, — шкаф там, в конце коридора направо в кладовке. Но я… скоро закрываюсь. Может быть, полчаса еще и все. Видите, людей нет. Жара такая. — Он вытер пот со лба рукой.
— Спасибо. Я постараюсь быстро.
Он проводил меня до кладовки.
— Вот он.
Здоровенный метра четыре длиной старый советский шкаф был с пола до потолка забит материалами, негативами и позитивами в пожелтевших конвертах, фотографиями и альбомами, вырезками газет, грамотами и книгами по фотографии. От всего этого богатства у меня разбежались глаза.
— Ни фига себе… — присвистнул я.
— Да, — сказал он. — Если позволите, я пойду в кабинет. Там прохладнее немного.
— Конечно.
Фотограф ушел.
Я потянул за один конверт, второй, третий. Очень скоро я понял, что все они уложены в довольную стройную систему и через десять минут нашел свой год и свою школу. Одновременно в год моего выпуска у него же фотографировался всем составом Универсам «Московский», детский сад «Аленушка», воинская часть № 3320, Дворец пионеров и еще полсотни организаций.
Нужный конверт своего класса я отыскал еще минут через семь. Одиннадцатый «Б» седьмой школы 1990 года выпуска. Это был он.