Пропавший без вести
Шрифт:
Он бережно усадил Карла на пол, сам опустился рядом на колени и даже стал гладить Карла по лбу, озабоченно заглядывая ему в глаза.
– Теперь вроде уже ничего, – произнес наконец Карл, тяжело поднимаясь на ноги.
– Тогда пошли, – сказал Деламарш. Он уже снова был в халате и слегка подталкивал Карла в спину – от слабости тот не мог даже голову поднять. Время от времени Деламарш его встряхивал, стараясь взбодрить. – С чего тебе уставать? – рассуждал он на ходу. – Гони по прямой, как конь по степи, не то что я – шмыгай по этим чертовым подворотням. Но ничего, я тоже бегун что надо! – В приливе гордости он с силой хлопнул Карла по спине. – Иногда полезно побегать наперегонки с легавыми.
– Да
– Не умеешь бегать – нечего и оправдываться, – отрезал Деламарш. – Если бы не я, тебя давно бы сцапали.
– Наверно, – согласился Карл. – Я вам очень обязан.
– Да уж не сомневаюсь, – обронил Деламарш.
Шли они какими-то задами по узкому длинному проходу, вымощенному гладким темным камнем. По сторонам, то слева, то справа, открывался то проем черной лестницы, то щель между домами. Взрослых почти не видно, одни дети, играющие на голых лестничных ступеньках. В одном месте, прижавшись к перилам, горько плакала маленькая девчушка, – все ее личико влажно поблескивало от слез. Едва завидев Деламарша, она ойкнула и, в ужасе раскрыв ротик и беспрерывно оглядываясь, опрометью кинулась наверх и лишь там, на площадке, слегка успокоилась, убедившись, что никто за ней не гонится и, похоже, не намерен гнаться.
– Я ее сшиб только что, – сказал Деламарш с усмешкой и погрозил девчушке кулаком, на что та с испуганным воплем кинулась бежать еще выше.
И дворы, которыми они шли, тоже были почти безлюдны. Лишь тут и там попадался навстречу то рабочий, толкавший перед собой двухколесную тачку, то женщина у колонки набирала воды в ведро, почтальон мерным шагом пересекал двор, старик с седыми усами, скрестив ноги, отдыхал на лавочке возле застекленной двери, попыхивая трубкой, перед каким-то складом разгружали ящики, лошади, наслаждаясь передышкой, лениво поводили головами, а приказчик в рабочем халате с накладной в руках наблюдал за ходом работ; в какой-то конторе было распахнуто окно, там за пультом сидел чиновник и, отвернувшись от своей писанины, в задумчивости смотрел во двор, взгляд его безразлично скользнул по проходившим мимо Карлу и Деламаршу.
– Место тут спокойное, тише не придумаешь, – сказал Деламарш. – Вечером, правда, иногда бывает шумно, зато днем – мертвая тишина.
Карл кивнул, ему-то казалось, что здесь слишком тихо.
– Я бы просто не мог жить где-то в другом месте, – продолжал Деламарш, – ведь Брунельда не выносит ни малейшего шума. Ты не знаешь Брунельду? Сейчас увидишь. Так что рекомендую тебе вести себя как можно тише.
Когда они подошли к подъезду дома, где жил Деламарш, автомобиля там уже не было, а парень с провалившимся носом, не выказав при виде Карла ни малейшего удивления, доложил, что отнес Робинсона наверх. Деламарш на это только кивнул, словно парень его слуга, выполнивший свою повседневную обязанность, и потащил Карла, который было заколебался, оглядываясь на залитую солнцем улицу, за собой по лестнице.
– Сейчас придем, – повторял Деламарш несколько раз, пока они взбирались наверх, но предсказание это все никак не сбывалось, ибо за каждым поворотом или даже незначительным изгибом лестницы открывался очередной, новый ряд ступенек. Однажды Карл даже остановился – не столько от усталости, сколько от беззащитного изумления перед этой нескончаемой лестницей.
– Да, живем мы высоко, – пояснил Деламарш, когда они двинулись дальше. – Но в этом есть и свои выгоды. Из дому выходишь редко, дома целый день в халате, нет, у нас очень уютно. И гости на такую верхотуру уж точно не доберутся.
«Какие уж тут гости!» – подумал Карл.
Наконец показалась площадка, на которой перед закрытой дверью сидел Робинсон, – они пришли; причем выяснилось, что это еще вовсе не последний этаж – лестница ползла дальше вверх и терялась в полумраке, где ничто не предвещало скорого ее окончания.
– Я так и думал, – тихо, словно все еще превозмогая боли, сказал Робинсон. – Я знал: Деламарш его приведет! Росман, что бы ты делал без Деламарша?!
Робинсон, в одном исподнем, без особого успеха пытался закутаться в небольшое одеяльце, на котором его вынесли из отеля «Оксиденталь», – было совершенно непонятно, почему он не заходит в квартиру, предпочитая оставаться здесь и смешить своим видом жильцов дома, которые, надо полагать, все же изредка ходят по этой лестнице.
– Спит? – спросил Деламарш.
– По-моему, нет, – ответил Робинсон, – но я решил лучше дождаться тебя.
– Сперва надо взглянуть, спит она или нет, – пробормотал Деламарш, наклоняясь к замочной скважине. Прильнув к ней, он долго что-то высматривал, вертя головой то так, то этак, потом наконец распрямился и произнес: – Не видно толком, штора опущена. Она на кушетке сидит, но может, и спит.
– Она что, больна? – посочувствовал Карл, желая помочь, поскольку Деламарш явно пребывал в растерянности.
Но тот в ответ только резко переспросил:
– Больна?
– Он же ее не знает, – вступился Робинсон, как бы извиняясь за Карла.
Одна из дверей в глубине коридора распахнулась, оттуда вышли две женщины и, вытирая руки о передники, с любопытством уставились на Деламарша и Робинсона, видимо, явно над ними потешаясь. Из другой двери выпорхнула совсем юная девушка с ослепительными белокурыми волосами и кокетливо пристроилась к соседкам, взяв их под руки.
– Вот гнусные бабы, – тихо проговорил Деламарш, понижая голос, впрочем, только из-за Брунельды. – Я все-таки донесу на них в полицию и избавлюсь от них на долгие годы. Не смотри туда! – зашипел он на Карла, который, со своей стороны, не находил ничего дурного в том, что он смотрит на женщин, раз уж все равно приходится торчать у дверей, дожидаясь, пока Брунельда проснется. В знак несогласия он упрямо мотнул головой и, дабы еще яснее показать, что вовсе не обязан подчиняться окрикам Деламарша, направился было к женщинам, но тут Робинсон со словами «Росман, ты куда?!» вцепился ему в рукав, а Деламарш, и так уже разозленный на Карла, заслышав громкий смех девушки, пришел в такую ярость, что, размахивая на ходу руками, решительным шагом устремился к женщинам, – тех вмиг как ветром сдуло: каждая шмыгнула в свою дверь.
– Только и знай шугать их из коридора, – пробормотал Деламарш, медленно возвращаясь назад, и тут же, вспомнив о непокорстве Карла, добавил: – А от тебя я жду совсем другого поведения, не то тебе не поздоровится.
В это время усталый женский голос протянул из-за двери с мягкой интонацией:
– Деламарш?
– Да! – ответил тот, преданно глядя на дверь. – Можно войти?
– О да! – отозвался голос, и Деламарш, предварительно смерив своих спутников долгим взглядом, осторожно отворил дверь.
Они очутились в полной темноте. Опущенная до самого пола штора над балконной дверью почти не пропускала свет, а другого окна не было, к тому же комната была сплошь забита мебелью и висевшей повсюду одеждой, что только усугубляло густой мрак. Спертый воздух отдавал сильным запахом пыли, скопившейся по углам, до которых, видимо, годами не добиралась, да и не могла добраться человеческая рука. Первое, что заметил Карл при входе, были три шкафа, плотным рядком составленные в прихожей.
На кушетке возлежала женщина, та самая, что недавно смотрела на них с балкона. Подол красного платья, перекрутившегося внизу, свисал до полу, открывая почти до колен ноги в толстых белых шерстяных чулках, но без туфель.