Пропавший Бог
Шрифт:
Никто не смел сейчас сказать и слова. Повисшая в воздухе недоговоренность только и ждала момента, что Гавриил продолжит рассказ там же, где оборвал.
Постепенно мы осели на землю и обратили взгляд на младшего.
Ещё с минуту помолчав, он хрипло продолжил:
– После того, как прошёл срок, мы так и не услышали от Отца ни единого слова. Он ушел, оставляя нас одних. ещё в споре упомянул, что мы и так хорошо работаем вместе. Не живем как семья, но как работники очень неплохие. Единственное, что мы увидели, так то, что по прошествии сорока дней у нас троих рядом с кроватями появилось письмо, которое мы не могли открыть. На конверте осталась пометка: «Разорвать в случае крайней надобности». Сколько
– И ты молчал? Серьезно? – фыркнул Уриил, с обидой глядя на младшего.
– Молчал. Потому что знал: если вы узнаете, то тут же всё испортите. Власть затмила вам глаза. А ведь когда-то за подобное действие мы сбросили Люцифера с неба, хотя он просто пожаловался на Отца.
– Так мы и не собирали треть ангелов под своими крыльями, – прыснул Иегудиил.
В чём-то он был прав, только вот говорить об этом я не стал.
Всё равно считал, что Уриил с Селафиилом поступили очень неправильно, скрывая от нас столько времени подобное. Мы могли решить всё мирным путем, договориться друг с другом, только вот им захотелось почувствовать себя богами. Я так надеялся, что они почувствовали свою вину за произошедшее, что ненадолго даже выпал из разговора, хотя Гавриил тем временем продолжал:
– Сейчас я хотел бы достать письмо и прочитать его при вас. Чтобы понять, что оставил нам Отец. Честно, я молюсь на то, что он сказал о том, куда пропал и что нам надо искать, ведь мы не сможем иначе дальше править Раем. С таким недоверием, какое возникает в семье, это не работа. Это, как когда все винтики одного механизма крутятся не пойми как.
Глубоко вздохнув, Гавриил достал из-за спины белый конверт с золотистой окантовкой. Я узнал на нём размашистый подчерк отца, и захотелось поскорее прикоснуться, услышать его слова, которые он оставил напоследок.
Зашелестела тонкая бумага, разворачиваемая длинными пальцами Гавриила. Откашлявшись, он принялся зачитывать:
– «Дорогие мои дети. Видимо, с Раем действительно всё настолько печально, что единственной вашей волей в эту ночь было то, чтобы я снова вернулся. Без этого конверт не открылся бы. Кто бы сейчас ни читал послание, знайте: я не просто так давал вам звания. Я знал, что в конечном итоге произойдёт сбой или вы вновь поругаетесь настолько, что не придёте к одному выводу. Мне страшно представить, что могло произойти в нашем уютном поднебесье, но, пожалуй, вы сами мне всё расскажете, когда придёт время. Выдавать своё месторасположение я не хочу: ваше сердце и душа меня найдут. Я могу забросить одну подсказку, которая может вам помочь в поисках. Возвращайтесь в Истинный Рай, в наш Родной дом. Двери будут открыты, стоит только вспомнить, как мы каждый вечер сидели за обеденным столом и в каком порядке ваши чаши наполнял нектар. Источник на заднем дворе пересох. Ждёт только вас. Прошу, поторопитесь, мне ужасно интересно узнать, что же произошло с моим творением, которое, вероятно, с треском рушится каждую новую секунду».
Судьба
– Управляешь тремя измерениями и не можешь усмирить своих мальчишек, – горько усмехнулась я, мягко кладя руки на плечи мужчины.
Стоя позади кресла, в котором он сидел, пока разговаривал с братьями, я внимательно слушала и не вмешивалась. Сама такой сюжет прописала. Наверное, это одновременно и тяжело, и просто – быть писателем Вселенной. Я знаю всё, что произойдет в будущем, могу прописать каждому лично свою линию, увидеть его взлеты и падения, но вот единственный, кто всё так же не мог воспринять меня как данность – Бог.
Мы появились с ним почти в одно время: я чуть раньше буквально
Я не понимала, что делать и как описывать события. Много раз терялась во времени, зачеркивала и переписывала, пока не поняла, что ошибок допустить не могу. Абсолютно всё, что напишу, исполнится в точности.
Поначалу это казалось проклятием, ведь эти умения значили, что мне придётся прописывать всё: каждый день, каждую жизнь по отдельности. Но стоило людскому роду расселиться по всему земному шару, как я научилась писать сразу сотни и тысячи судеб, просто думая о них.
Обычно приходилось сидеть в своём маленьком домике в Райском саду, никого не трогая и ни с кем не общаясь: все попросту боялись меня, а после Бог сам пришел. Предложил переселиться в дом с его сыновьями, которых он планировал отпустить в дальнейшее плавание самостоятельно, а самому ненадолго отдохнуть и понаблюдать за ними.
– Отвали, – буркнул он, прикрывая глаза и тяжело вздыхая, – я слежу за смертными и знаю каждый их порок. Я вижу их насквозь и могу простить всё, пусть и бываю строг. Они пытаются разобраться в истории священных писаний, которые запутаны не без твоей помощи…
– Это были черновики! Я не виновата, что они их случайно где-то раздобыли! – в обиде вскинулась я, абсолютно забывая, что Бог очень не любит, когда его перебивают. – Прости, – чуть притихла и дала ему слово дальше.
– Они пытаются, и я их не виню, что взгляды церкви и наши так сильно расходятся. Это смертные. Но они! Архангелы – мои сыновья. Они – моё творение и, что тут таить, семья. Ощущение, что власть их ослепила, и они совсем забыли об истинном предназначении. Об этом тяжело говорить, Судьба, но если они не исправятся по истечению сорока дней, мне придётся оставить Рай и уйти на Землю. Пожить среди смертных, попутешествовать, узнать их культуру и традиции. Это ты обо всём знаешь, а мне только предстоит получить знания, – Бог позволил себе улыбнуться, но очень грустно.
В момент мне даже стало его жаль.
Обойдя кресло, я присела на колени и обвила руками вокруг шеи, прильнув к груди и прикрыв глаза.
– Ты оставишь меня тут совсем одну? – спросила, стараясь не выдать внутренней тревоги.
Я не знала, что значит доброта и сердечность, пока не стала жить в одном доме с их семьей. Частенько приходилось присутствовать на ужинах, а мальчишки в свойственной им манере любили иногда спрашивать у отца, когда же он уже позовет меня замуж. Шутки шутками, но я даже не представляла, как правильно на них реагировать, ведь порой настроение Бога было невозможно угадать.
Пожив с ним, полностью понимаешь выражение: «Пути Господни неисповедимы». То он говорит одно, а уже через пару секунд – другое. Порой я запиралась в кабинете и писала без передышки планы на несколько лет вперёд, из-за чего какие-то года вышли особо насыщенными у смертных, а какие-то – спокойными и даже тихими.
Сильные руки нежно перебирали мои волосы, ласково заправляя выбившиеся прядки за ухо и ненадолго замирая.
– Оставить? Не сказал бы так. Иногда я буду сюда заглядывать, только позови. Сама же знаешь, что приду, как бы ни был занят внизу, – произнёс он, тяжело вздыхая и прикрывая глаза. – Мне надо отдохнуть. Заранее напишу им письмо. Не подумай, что я не верю в то, что они смогут исправиться за сорок дней. Здесь не вера, дорогая моя, здесь знания. Такие, которые вредят разуму, и именно из-за этого я и не хотел давать Адаму и Еве их. И что в итоге? Сейчас у тебя появилось в миллион раз больше работы, а могла ведь спокойно сидеть в саду и слушать пение птиц.