Пропавший компас
Шрифт:
Андре спокойно сказал:
— Я же просто так спросил. Я ведь нездешний.
— Зато я здешняя, — обиженно возразила Марина. — Включил бы в воскресенье утром приемник: в это время директор зоопарка всегда рассказывает про зверей.
— Слышал я твоего директора. Он добрых полчаса распространялся про каких-то австралийских кур.
Тут Марина рассердилась не на шутку:
— А вот я слышала, как он про ослов рассказывал, редкостных ослов!.. Ну и что? Чем тебя не устраивают куры? Или, по-твоему, животное обязательно должно быть размером со слона?
Трамвай уже отъехал от остановки,
— Куры — тоже животные, — согласился он. — Вообще-то тебе, конечно, лучше знать, есть ли что стоящее в зоопарке.
И вот наконец прозвучали слова, которых он так ждал:
— Хочешь, пойдем в зоопарк?
— А успеем? — осторожно усомнился Андре.
— Почему бы и нет?
— Сама знаешь.
— Ах, ты вот о чем! Неужели мы не выкроим каких-нибудь два часа! На той неделе и пойдем. Договорились?
— Ладно, — сказал Андре.
Это была победа. Еще можно, пожалуй, выиграть пари. Перочинному ножику уже ничто не угрожает. А за тюбетейкой вроде достаточно протянуть руку. В ту минуту Андре был склонен считать себя умней Марины. Разве не ловко он ее перехитрил? А все потому, что знал, как вывести ее из себя.
Об одном только забыл Андре: Марина ничего не знала о его споре с Хуго. Она и не подозревала, что ее подпись на какой-то открытке решит судьбу перочинного ножика и тюбетейки. Занятый своими мыслями, Андре все же услышал, как бабушка сказала:
— Пора выходить!
Посреди города был зеленый остров. Могучие деревья отбрасывали густую тень, манили изумрудные лужайки. Бабушка стала медленно подниматься по одной из тропинок: зеленый остров в центре города раскинулся на холме.
Обычно бабушка ходила куда проворнее. Но сейчас она шла медленно-медленно, может, потому, что где-то совсем близко была могила матроса Вильгельма Бухгольца.
— Где мы? — спросил Андре.
— Во Фридрихсхайне, конечно, — удивленно ответила Марина.
— Откуда мне знать?
— Верно, Андре, извини.
Бабушка ускорила шаг. Андре вдруг увидел матроса с ружьем в руках. Эта фигура из темной бронзы застыла, словно страж, у входа на кладбище. Отворив низкие ворота, бабушка направилась к ряду могил неподалеку от входа.
Андре огляделся вокруг. Деревья осеняли кресты и могильные плиты. На железных крестах была ржавчина.
— Это кладбище мартовских бойцов [3] — сказала Марина.
Андре вспомнил, что он читал о революции, которая была здесь в Берлине больше ста лет назад.
3
В парке Фридрихсхайн похоронены немецкие революционеры, павшие во время баррикадных боев в марте 1848 года в Берлине.
Бабушка заговорила, часто дыша, — наверно, ее утомил подъем:
— Берлинцы сложили тогда тела павших прямо перед дворцом. Королю пришлось выйти и поклониться им. Представляете — королю! По тем временам это было невероятно. Мне про это еще моя бабушка рассказывала. Его величество король вынужден был поклониться народу!
— На
У одной из могил бабушка остановилась. Наклонившись, она стряхнула с могильной плиты ветки и листья, наметенные ветром.
Андре прочитал на плите имя Вильгельма Бухгольца. Вот где, значит, его могила! Спору нет, могила необычная.
Вынув из сумки букет летних цветов, бабушка положила его на серый могильный камень. Цветы заиграли переливом красок. Бабушка выпрямилась и, обратившись к Андре, продолжала:
— Думаешь, я довольна была, когда моего Вильгельма решили похоронить здесь, на холме? Мне хотелось, чтобы он был поближе к нам, на старом кладбище, где покоится моя мать. Но потом, знаешь, я все же смирилась с этим. Правильно, конечно, что могила Вильгельма здесь. Люди не должны забывать ни его самого, ни того, что он сделал. Он мечтал о победе народа, за это он боролся, за это отдал свою жизнь. Никогда, Андре, я не забуду тот день, когда его перенесли сюда. Стоял сильный мороз, валил снег — весь город был в снегу, словно в погребальном саване. Но людей было здесь, людей… тьма! Тысячи и тысячи пришли сюда. Ни слова не было слышно, только скрип шагов по снегу. Такого, Андре, век не забудешь. Только вот будь у тех, кто пришел на его похороны, в свое время ружья!.. Тогда бы, наверное, не погиб мой Вильгельм. И другие красные матросы тоже…
Бабушка замерла у могилы. Широкая соломенная шляпа затеняла ее лицо. Теперь Андре не видел ее глаз. Мальчик подумал: наверно, вот так эта старая женщина будет говорить с матросами народного флота. И ему захотелось во что бы то ни стало быть при этом.
Голос у бабушки дрогнул.
— А уж после моего Вильгельма… сколько людей по-гибло за наше дело! Тогда, в тот холодный январский день, когда хоронили Вильгельма, никто из нас не поверил бы в это. Никто.
Она поправила букет полевых цветов, горевших на сером камне плиты, и направилась к воротам. Поглощенная своими думами, она не заметила, что Андре хотелось подойти еще и к могилам героев мартовских событий.
Уже из окна трамвая Андре оглянулся назад, на верхушки деревьев, раскачивавшиеся под ветром, и снова подумал: «Кто же этот негодяй, что украл у бабушки легендарный компас?» Он посмотрел на Марину, стараясь отгадать ее мысли. А Марина сейчас ела вишни из кулька, который бабушка вынула из своей бездонной сумки.
— Хочешь вишен? — спросила Марина.
— Можно.
Марина выбрала две пары темно-красных вишен, ловко навесила их ему на уши и рассмеялась. Андре густо покраснел. По счастью, в трамвае было мало пассажиров, и никто не смотрел в их сторону.
— Это еще что за шутки! — сердито сказал он, сдернув с ушей вишни. Он даже не знал, что теперь с ними делать: съесть или положить назад, в кулек?
— А тебе идет! Сразу стал похож на пирата! Знаешь, у пиратов в ушах всегда были серьги величиной с браслет! А почему ты не хочешь быть пиратом? Ты же вырос у моря!
— Чепуха! — отмахнулся Андре и быстро съел сочные красные вишни. «Наверно, Марина часто навещает деда, — подумал он. — Наверно, она много раз бывала с бабушкой на кладбище».