Пропавший в джунглях
Шрифт:
– И где же ты умудрился такой фальшак слепить? – спросил куратор, удивленно вздернув брови.
– А это вовсе и не фальшак. – Грошев ехидно усмехнулся и пояснил – Слепил в Минсредьмаше. Печать налицо. Я действительно являюсь представителем Министерства обороны. Разве не так? А вот кто помог, не скажу. Зачем товарища подставлять?! Он знал, где я служу, поэтому поверил, что мы сдаем такой вот своеобразный зачет, и быстренько сделал мне удостоверение. Есть одно условие. Я должен вернуть документ по окончании этого спектакля. – Офицер вновь улыбнулся.
– Шутник. Засунуть бы тебя куда-нибудь в Могадишо, – сказал куратор. –
– А дальше все просто. Пришел я в бригаду ПВО, показал ксиву, меня тут же поселили в офицерскую гостиницу и поставили на довольствие. – Он выложил на стол сторублевку. – А деньги мне дали взаймы офицеры из части. Они скинулись и поддержали меня материально. Надо будет им выслать переводом.
– Вышлем, – сказал куратор.
– Пять баллов, – резюмировал наставник.
– Иди, отдыхай, – добавил куратор.
Следующим приехал Сыроян, который Дрейк. Серебристая «Волга» подкатила прямо к блокпосту со шлагбаумом. Он предъявил справку из отделения милиции о том, что Сыроян Ашот Самвелович был ограблен в городе Москва. Далее следовали реквизиты паспорта, включая место прописки. А в конце справки написано, что она действительна в течение двух недель и является заменой паспорта.
– Все чудесатее и чудесатее, – с усмешкой изрек куратор известную фразу. – Как тебе это удалось? В милиции ведь на слово не поверят.
– Так они проверили, и все сошлось. У меня есть товарищ в Ереване – тезка по всем параметрам. В Армении полно Ашотов и Самвелов. Я, не мудрствуя лукаво, пришел в ближайшее отделение милиции и рассказал про свою беду. Назвал имя и адрес по прописке. Сказал, что номер паспорта не помню. Они сделали запрос по ЦАБу, и через четыре часа пришло подтверждение.
– Теперь деньги и жилье, – напомнил куратор.
– Смешной вопрос. Чтобы армянин не смог добыть сто рублей! Пошел я на рынок, нашел земляков, показал справку из ментовки. Мне тут же выдали пятьсот рублей, я снял комнату прямо возле рынка – вот расписка, пообедал в ресторане, а потом земляки меня отвезли, куда попросил.
– Зачет сдан. Пять баллов, – сказал наставник.
Под утро явился Жора Берман, который Морган, слегка помятый, но довольный, и предъявил паспорт на имя Сорокина Ивана Петровича с собственной фотографией.
Куратор внимательно изучил документ и не заметил никаких подчисток.
– Ловко сработано, – с усмешкой сказал он. – Ты бы еще партбилет притащил для пущей достоверности. Да только со своей ярко выраженной еврейской мордой на Ивана Петровича ты никак не тянешь. Ну да ладно. Иваны Петровичи тоже всякие бывают. Остальное?..
Жора деловито вывалил на стол гору мелких купюр и горсть мелочи. Набралось сто тридцать два рубля сорок восемь копеек.
– Пришлось вспомнить хулиганскую одесскую молодость. Ширманул я в трамвае лопатник у одного терпилы, потом подрезал сумочку у гражданки в автобусе и сразу двинул на Курский вокзал. Побалакал там с одним бродягой по фене, он меня и вывел на нужных людей. Они, не задавая лишних вопросов, сварганили мне этот паспорт за пару сотен и гарантировали, что документ надежный, потому что этот Иван Петрович зарыт где-то в лесах Подмосковья без могилки и креста. Парень я видный, прямо на вокзале снял барышню, которая меня приютила, накормила и спать уложила. Рядом
– Пять баллов минус один за криминальную составляющую. Итого четыре, – с усмешкой проговорил наставник.
– Феерично! – оценил работу Моргана куратор. – Прямо Беня Крик.
Шебзухов, который Флинт, объявился вечером следующего дня, обнаружил наставника в столовой за ужином и прямо там выложил перед ним сто рублей десятками вместе с распиской, накарябанной корявым почерком на тетрадном листе в клеточку.
Наставник почитал расписку, посмотрел в глаза Флинту и проговорил:
– Легализоваться ты не смог, но денег достал и нашел ночлег. Трояк. Но ты не огорчайся, Володя. Это допустимо. Рассказывай.
И Флинт поведал свою историю:
– Меня высадили на трех вокзалах. Я не имел абсолютно никакого плана и решил импровизировать. Договорился с проводницей, наплел ей с три короба, дал червонец, и она посадила меня в купе на скорый поезд до Ярославля. На следующий день этот состав должен был вернуться обратно. Я подумал, что если в поезде что-либо не раздобуду, то в Ярославле время будет. Прошелся по вагону, вижу, в одном купе в классический преферанс гоняют под пивко. Трое. Еще там была тетка. Я с ней договорился поменяться местами. Ее не устраивала эта компания, а я в нее мигом вписался. Играли мы немелко – по рублю вист. Я с первой пули поднял тридцатку. Двое продулись и хотели отыграться. Тут я и предложил увеличить ставку до трех рублей за вист. Ребята явно не бедные и тут же согласились. Азарт их обуял, а вот играли они слабовато. Короче, ближе к Ярославлю я уже имел в кармане больше сотни. Но они особо не обиделись, мол, получили удовольствие. Сделали хорошую мину при плохой игре.
Потом я погулял по городу, пока поезд в отстойнике находился, пообедал и уехал назад с той же проводницей. Сунул я ей еще червонец и попросил ее написать эту расписку. Мол, очень нужно. Она не возражала. Вот, собственно, и все.
Легче всего результата добился Корнелюк, который Кид. Ему откровенно повезло. Он гулял по центру столицы нашей Родины, возле ГУМа нашел золотое кольцо с изумрудом, прошел до Трубной площади и толкнул цацку какому-то таксисту за три сотни. Потом, не утруждая себя излишними раздумьями, Корнелюк доехал на метро до Таганки и попросился ночевать в Андроньевский монастырь. При этом он продемонстрировал неплохое знание Библии – бабушка в детстве вдалбливала. На следующий день офицер вместе с монахами разгрузил ящики с едой, потрапезничал рыбой и кагором, получил иконку на память и отправился восвояси.
– Я же не виноват. Так уж получилось, – проговорил Кид, демонстрируя эту самую иконку. – Не буду же я специально искать сложности на свою голову.
– Неубедительные три балла, – резюмировал наставник. – Но все по правилам – ничего тут не попишешь. Ловите миг удачи.
Куба
Двухмесячный срок, отведенный для подготовки личного состава, подходил к концу. Бойцы так привыкли к информационным и физическим нагрузкам, что когда им был предоставлен выходной, они не знали, куда себя деть, и бессмысленно мотались по территории базы.