Проповедник
Шрифт:
Казалось, что прошло без малого сто лет и это случилось так давно. Ени попыталась вновь возродить чувство неуязвимости, чтобы хоть на короткое время порадоваться ему. Порадоваться тому, что ничто на свете не может ей повредить и что зло приходит к другим людям, но не к ней. Но теперь это ощущение к ней никогда больше не вернется.
Она лежала на боку, пальцы ее откинутой руки погрузились в песок. Другая рука не слушалась, и она заставила себя помассировать ее, чтобы восстановить кровообращение. В мечтах она видела себя похожей на героиню какого-нибудь фильма, представляя, как она лихо бросается на него и в два счета расправляется,
Жизнь медленно покидала ее, и Ени видела, как она неторопливо вытекает в песок под ее телом и, в свою очередь, дает жизнь всяким существам там, внизу, — разным червячкам, гусеницам, личинкам, которые жадно впитывают в себя энергию ее жизни.
Когда ее оставляли последние силы, она подумала, что больше никогда не сможет попросить прощения за то, что была такой противной последнее время. Ени понадеялась, что они все-таки ее поймут.
~ ~ ~
Всю ночь он просидел неподвижно, обнимая ее. Она постепенно становилась все холоднее и холоднее. Их окружала плотная, непроницаемая темнота. Он надеялся, что для нее темнота была такой же покойной и утешительной, как и для него. Он воспринимал темноту как окутывающее его большое черное одеяло.
На секунду он увидел ее перед собой, но он тут же выбросил эту картину из головы, потому что она слишком сильно напоминала ему о реальности.
Йоханнес указал путь. Он, Йоханнес и Эфроим — они были триединством, и он всегда это знал. Они обладали даром, которого никогда не было у Габриэля, поэтому он никогда и не мог ничего понять. Он, Йоханнес и Эфроим — они были уникальны, и они были ближе к Богу, чем все остальные, они были особенными. И это Йоханнес написал в своем дневнике.
Неслучайно именно он нашел черную записную книжку Йоханнеса. Что-то влекло его туда, тянуло, будто магнитом, к тому, что, как он потом увидел, оставил ему Йоханнес. Его до глубины души потрясла жертва, которую пришлось принести Йоханнесу, чтобы спасти его жизнь. И лишь он, единственный на свете, понимал, чего добивался Йоханнес и что ему пришлось пережить. Подумать только, какая ирония в том, что эта жертва оказалась напрасной. Его спас дедушка Эфроим. Ему было очень больно оттого, что у Йоханнеса не получилось. Очень жаль, что девушкам пришлось умереть. Но Господь дал ему больше времени, чем Йоханнесу, и у него все получится. Он будет пробовать раз за разом до тех пор, пока не найдет ключ, тот ключ, который откроет его внутренний свет. Об этом ему рассказал дедушка Эфроим — о свете, который скрывается у него внутри точно так же, как и у Йоханнеса, его отца.
Он осторожно погладил холодную руку девушки. Конечно, он сожалел о ее смерти. Но она была всего лишь обычным человеком, и, конечно, у Господа найдется для нее специальное место, потому что она пожертвовала жизнью ради него, одного из богоизбранных. Ему в голову пришла мысль: может быть, Господь ожидал от него много жертв, прежде чем позволить Якобу найти ключ. Наверное, того же он ждал и от Йоханнеса. Вопрос не в том, что у них не получилось и они потерпели неудачу, просто их Господь ожидал для себя больших доказательств их веры, прежде чем показать путь. После того как
Одна вещь не давала ему покоя и грызла сознание — простит ли его Господь, коль скоро он и не устоял от искушения плоти. Йоханнес был сильнее, он никогда не позволял себе ничего лишнего, и Якоб уважал его за это. Когда же он сам чувствовал прикосновение мягкой гладкой кожи к своему телу, у него где-то в самой глубине что-то просыпалось. На короткий момент дьявол брал над ним верх, и он следовал за сатанинскими соблазнами. Но ведь потом он так глубоко раскаивался и осуждал себя, наверняка Господь должен это видеть. Всевышний легко читал прямо в сердцах людей и наверняка видел, что его раскаяние искренне и глубоко, и потому простит грехи.
Якоб покачивался, обнимая мертвую девушку. Он нежно отвел в сторону прядь волос, которая упала на ее лицо. Какая она красивая. Как только он ее увидел тогда, возле дороги, когда она голосовала, подняв большой палец, он в ту же самую секунду понял, что она та самая. Первая была знаком, которого он ждал. Годами он читал и перечитывал слова Йоханнеса в его записной книжке, полностью погружаясь в них. Когда девушка постучала в дверь его дома и начала расспрашивать о своей матери, в этот день он сразу же понял, что это и есть знак, и тогда же он обрел свой Суд и Приговор.
Его не особенно разочаровало или поразило, когда он не смог обрести через нее силу. У Йоханнеса с ее матерью тоже ничего не получилось. Зато с помощью этой девушки он смог вступить на тот путь, который, без малейших сомнений, был ему предназначен — и последовал по стопам отца.
А то, что он положил их всех вместе на Кунгсклюфтане, — это тоже своего рода знак или, скорее, его заявление миру о том, что он продолжает путь владыки, царение, которое начал Йоханнес. Он ничуть не сомневался, что никто не сможет понять это, вполне достаточно того, что это понимал Господь, и считал, что это хорошо.
Если он и нуждался в каком-нибудь окончательном доказательстве Господнего одобрения, так он его получил вчера вечером. Он знал, он был полностью уверен, когда они в полиции начали говорить о результате анализа ДНК, что его привезли сюда как преступника — потому что он подпал под дьявольское искушение и дьявол заставил его оставить след на мертвом теле девушки.
Но потом он просто рассмеялся прямо дьяволу в лицо. К его величайшему удивлению, полицейские, вместо того чтобы бросить его за решетку, сказали, что анализ избавил его от подозрений. Это и стало тем окончательным доказательством, последним доказательством, в котором он нуждался: он убедился, что выбрал правильный путь и ничто не сможет его остановить. Он был особенный, он был под защитой Господа, он был достоин.
Якоб опять медленно погладил волосы девушки. Ему придется, он обязан найти новую.
Не прошло и десяти минут, как Анника перезвонила Патрику.
— Ну, все так, как ты и думал. У Якоба опять рак, но на этот раз у него не лейкемия, у него большая опухоль мозга. Ему объяснили, что уже слишком поздно, ничего нельзя поделать, опухоль неоперабельна.
— А когда он узнал свой диагноз?
Анника пошуршала листами блокнота и поглядела в свои записи.
— В тот самый день, когда пропала Таня.