Прорицатель
Шрифт:
Между тем Иероним поднял лицо от колен и красными, воспаленными глазами посмотрел на Эвдима.
— Иногда я считал этих людей мерзавцами. Чаще — безумцами, людьми, потерявшими рассудок из-за власти. Все оказалось гораздо хуже. Это безумные мерзавцы. Я не знаю, как им противостоять.
— Что значит «не знаю»? — возвысил голос Дотим. — Позвать Тиридата, собрать преданных людей и прямо сейчас захватить сатрапов. Прямо в их шатрах!
Калхас почувствовал благодарность к вождю наемников. То, что он предполагал, было невыполнимым.
— У них охранники, — сказал Эвдим.
— Значит поднять сразу все наши войска! — воинственно настаивал Дотим. — Мы справимся!
— Ты предлагаешь устроить в лагере резню? — очнулся Эвмен. — Ни в коем случае делать этого нельзя.
— Правильно, — поддакнул индийский сатрап.
Наемник обиделся.
— Я не собираюсь ловить Антигена для того, чтобы они потом перерезали мне глотку! А ты, Эвдим, — я скажу это при всех! — должен менее всего заботиться о пролитой крови. Я знаю, что стратег занял у тебя деньги — вот ты и беспокоишься о них! Не так, скажешь?
Эвдим пожал плечами.
— Даже если так, имеет ли смысл препираться? — вмешался Иероним.
Дотим хотел сказать еще что-то, но Эвмен жестом остановил его:
— Не злись, прошу тебя. Мы и так живем среди диких зверей. Так давай не станем уподобляться им.
Наемник понуро кивнул.
— Ладно. Не будем. Но почему вы отказываетесь от моего предложения?
— Темнота, паника, суета — этого достаточно для того, чтобы разрушить даже продуманный план, — сказал Эвдим. — А вам придется действовать, будучи совершенно неподготовленными.
— Ты думаешь, солдаты, которые служат у сатрапов, не обнажат оружия, когда услышат, что на их хозяев совершено нападение? — спросил у Дотима Иероним.
— Тогда предлагайте что-то свое, — развел руками тот.
— Вы говорите не о том. Вы не понимаете, как велика опасность, — потухшим голосом сказал Эвмен. — Иероним, распорядись, чтобы Тиридат принес лист папируса и чернила.
Когда перед стратегом появились письменный столик и лист папируса, он попросил тишины.
— Наконец-то нужно подумать об этом, — тихо сказал он и начал что-то писать, медленно и аккуратно выводя буквы.
«Завещание!»— понял пастух. Он замер. В груди стало тяжело и холодно. Если стратег пишет завещание, значит все страшно, значит опасность серьезнее, чем хотелось бы думать Калхасу.
Эвмен составлял текст в пасмурной, но благоговейной тишине. Иногда он откладывал тростниковое перо в сторону и сосредоточенно потирал переносицу, стараясь не упустить ничего. Иногда выпрямлялся, закрывал глаза, и его уст касалась слабая улыбка. Прошло немалое время, прежде чем он сказал: «Все».
— Теперь, Иероним, принеси бумаги.
Перед стратегом появилась небольшая шкатулка, плотно набитая свитками. Эвмен стал разворачивать их один за другим, бегло просматривать, а затем отдавать историку. Тот рвал свитки на мелкие клочки, которые бросал в очаг. Пламя весело подпрыгивало над углями, когда новая порция бумаг оказывалась в нем.
— У меня много друзей, — пояснил Эвмен. — В самых неожиданных местах. Нельзя, чтобы они пострадали.
Положив вместо сожженных писем в шкатулку завещание, Эвмен явно успокоился.
— Если и действительно произойдет худшее, — сказал он и просительно улыбнулся. — Пусть оставшиеся в живых позаботятся о моей семье.
Все заговорили разом. Стратег поднял руки, словно защищаясь от возмущения собеседников.
— Тогда я не стану беспокоиться. Спасибо. Теперь я в состоянии думать о том, что нам предпринять.
Первым взял слово Филипп.
— Я молчал и думал: что может спасти от заговора? Мне кажется — только солдаты. Помните, как поступал Александр? Он собирал войско и объявлял о заговоре. Пусть сатрапы попытаются оправдаться перед лицом солдат!
Эвдим даже посерел.
— Нет-нет! Ни в коем случае! Ты что же, предлагаешь, чтобы мы орали друг на друга, драли за волосы и прочее — как крестьяне, которые судятся из-за снопа овса — и все это перед многотысячной тупой массой? Да половина из нее не понимает по-эллински! Ты можешь предсказать, как она на это прореагирует?
— Эвдим боится: тогда откроется, что он играет на обе стороны, — съехидничал Дотим.
— Конечно боюсь, — признал индийский сатрап. — Только уже не Певкеста. Боюсь солдат.
— Аркадяне будут кричать, что сатрапов нужно взять на ножи. Это обязательно, — уверенно сказал Дотим.
— А остальные? — спросил Иероним. — Те остальные, что под твоим началом? Ты в них уверен?
— Нет, — наемник помрачнел. — Не знаю, куда они метнутся, — то ли будут ждать, как определятся другие, то ли придумают что-то свое.
— Вот именно. Когда в вождях нет согласия — чего можно требовать от солдат? — вздохнул Иероним.
— Но ведь Александр добивался своего! — пытался настаивать Филипп.
— Солдат, которых он собирал на сходы, воспитывал еще его отец. Это была большая семья. И когда они ссорились — ссорились как старший и младший братья. А под нашим началом слишком разношерстная компания. В ней есть отряды, которые действительно преданы. Но много ли таких? — сказал Эвдим.
— Они бросятся к Антигону. Переметнутся под его крыло. Я убежден, — неутешительно подвел итог Иероним. — У того есть порядок, их купит порядок, а даже не деньги.
— Так что же нам, спасаться бегством? — возмутился Дотим.
Некоторое время молчали.
— А стоит ли бояться этого слова? — спросил Иероним. — Я имею в виду слово «бегство». Тяжело только одно: решиться в очередной раз все начинать с начала.
— Куда ты предлагаешь направиться? — без интереса спросил Эвмен.
— В Каппадокию. Там мы найдем друзей и горные крепости, которые откроют ворота перед нами, но захлопнут перед Фригийцем.
— А где спасаться мне? — горько поинтересовался Эвдим.