Пророчество льда
Шрифт:
Клинок Марака ударил сверху вниз. Словно он бил стоящего перед ним противника, хотя и был от меня шагов на двадцать в глубь комнаты. Я так и застыл, не пройдя всю лестницу до конца, когда на мне вспыхнул огонь. Яркое пламя пронизывало насквозь одежду, кости и плоть, но смысла в этом я не видел. Сам огонь был безумно рад, что его выпустили на свободу и дали волю полыхать во всю силу. Он как испуганное животное, был удивлен и растерян, но пылал жарко и жадно. Мне это не причиняло ни боли, ни страданий. Несмотря на то, что, полыхая словно факел, я продолжал стоять, размышляя, в чем же смысл этого смертоносного оружия. Ведь во мне живет такой же верный огонь, вот только он не похож
Первой возмутилась стихия воды. Ей стало обидно, что огню позволена такая свобода, и она попросила разрешения поспорить с ним. Я позволил, став в мгновение мокрым, словно под дождем. Беснующееся пламя собралось у меня в левой руке ярким алым цветком. Мертвецы, которые лежали с внешней стороны круга, медленно поднимались из зловонного тумана, нависшего над полом. В их обезображенных маской смерти лицах не было ни жизни, ни даже искорки сознания. Словно тряпичные куклы следовали указке своего хозяина, продолжающего нашептывать очередной боевой гимн, заклинающий стихии.
Странно, но мертвецов тоже было восемь, как и тех несчастных, которых выкладывал вокруг меня Син. Мне показалось, что это число не случайное. Неровная, шатающаяся шеренга принесенных в жертву рабов вступила на лестницу, и я бросил сгусток огня в них, не от страха, а просто чтобы освободить руку. Вспыхнули все почти одновременно. Выхватив из ножен клинок, я бросился вниз по лестнице. Пламя не мешало мне кромсать мертвую плоть, огонь, как напуганный зверь, шарахался от острого клинка, но и от этого пользы было мало. Атака была короткой, стремительной и бесполезной. Тогда я повелел льду сковывать все, к чему прикоснется оружие. В этот самый момент на меня обрушился целый водопад. В руках Марака был длинный кнут, сотворенный полностью из воды, и клинок только отсекал некоторые его части, тут же превращая их в замерзшие, скрипучие, изогнутые глыбы, но не мог заморозить все. С двумя мертвецами я успел справиться, они рассыпались мелкими осколками у ног, но остались еще шестеро, которые продолжали двигаться. Кнут хана сбил с них пламя, но движения восставших стали вялыми и неточными. У некоторых в руках оказалось оружие. Простое, не достойное внимания, но все же оружие.
– Мой взгляд словно лед, мое сердце – ледник, мои мысли чисты и прозрачны и подобны льдам, мои движения порождают холод, колючий, как снежные иглы, мой голос – метель!
То, что началось после этого, было стремительно и смертоносно. Снежная вьюга, жгучая, убийственно холодная, тугая, ударила из-за моей спины, словно взмах крыльев! И дрогнули стены. Заскрипели камни, затрещали и стали крошиться. Кнут выпал из рук Великого, разбился, ударившись об пол мелкими хрустальными осколками. Мертвецы разваливались на части. Обмороженная, серая плоть обваливалась с белесых скелетов. Камни трещали и вываливались из высокого свода, сыпались вниз. Один обломок ударил Марака по руке, и я увидел глубокую, кровоточащую царапину. В отличие от меня, его тело было плотным. Ведь он просто бессмертный, но человек.
– Все твое существование, все твое бессмертие держится на жизнях других. Ты столетиями выпивал из людей силу, словно вампир! Словно демон Гиарда, жадный до крови!
– А кто, по-твоему, давал им эту жизненную силу? Кто из ниоткуда призывал воду в эти пустоши, кто создал весь этот мир, в котором хоть как-то, но можно выжить? Кто воспитал сильных людей способных в бою доказать, что они достойны уважения? Кто собирал по землям угнетенных и изгнанных?
– О! Да! Пастух всегда пасет свое стадо, чтобы
– Ошибаешься, Хаттар! Я стал богом этого мира, его создателем, и, как любой создатель, я требовал платы от своих порождений. Каждый второй на этой земле не смог бы выжить без моей помощи. Каждый второй стал бы кормом степных гиен, не успев прожить и года от рождения. Я брал лишь малую толику того, что так щедро раздавал смертным!
Метель взбесилась окончательно. Обезумевший ледяной ветер носился по тесному залу, сметая все на своем пути. Увлеченные за его потоком камни резали плоть Марака словно бритвы. Круг, который был очерчен на полу, вспыхнул белым пламенем и образовал стену, сквозь которую не могла пробиться вызванная мною смертоносная вьюга.
– Я вижу в тебе страх, великий хан! Страх, который растет и поедает изнутри. Ты ведь имел совсем другие планы на мой счет. Ты хотел заполучить мою силу и использовать ее по-своему.
– Глупый мальчишка. Ты и ведешь себя как титан, как древнее дитя Создателя, не прилагая усилий хоть что-то понять. Ты безумен! Наслаждаешься своим могуществом, пытаешься всем доказать, что прав и никогда не совершаешь ошибок. Так не бывает, поверь мне! Ты собственными руками уничтожаешь то, что может привести тебя к совершенству, к абсолюту, вечному и непререкаемому воплощению закона! Я могу вывести тебя из лабиринта, в который ты имел неосторожность войти! Я твой единственный шанс на спасение!
– Я просто хочу узнать, кто я.
– Титан! Безмозглый и дикий! – кричал Марак, заглушая вой ветра. – И это твое проклятие, пока ты сам не сможешь понять своего истинного назначения. Ограниченный, самодовольный, наделенный слишком большой сентиментальностью, которая не даст тебе в полной мере восторгаться чистотой и справедливостью закона!
– Всему свое время, Великий. И это не ирония. Я действительно считаю тебя великим в твоем неудержимом стремлении, но время истекло. Ведь ты знал об этом заранее. Жрецы Оракула сказали тебе об этом. Не так ли? И буквы, начертанные на осколках льда, не смогли солгать и в этот раз! И вот явился в твой мир тот, кто привел за собой смерть! Вот я пришел! Смотри! И твоя смерть уже стоит за спиной. Самое забавное в том, что мне не хочется тебя убивать. Да, собственно, я и не буду. Это узор не моей судьбы.
В глазах Марака мелькнуло удивление, он лишь на мгновение задумался, а потом резко развернулся, осененный внезапной догадкой.
Тяжелый кожаный карос Маидума упал на каменные плиты. Взгляд его не выражал ни сожаления, ни сомнения. Уголки рта чуть подернулись в намеке на улыбку, он не стал говорить лишних слов. Бадаян не наслаждался, делал свое дело, как и привык, без эмоций, вершил свою судьбу и предназначение. Боевой посох просвистел в воздухе и просто разорвал хану плечо и грудь. Кровь брызнула на белый бурнус Маидума и тут же расплылась пятнами.
Я успокоил метель. Камни все еще потрескивали от такой резкой смены тепла и холода, на раскаленных плитах возле магического круга шипели, выкипая, огромные лужи.
– Пророчество сбылось! Ведь так? Великий хан Маидум?
– Пожалуй, рано еще называть меня великим, скорее всего, этого титула я еще не достоин.
Скрипнула дверь. В зал вошли слуги, те, что все время были возле меня, но теперь накидки с их лиц исчезли, как и темные туники. Я бы сразу их и не узнал, но снятую одежду они несли в руках, да и степенная походка не изменилась. Осталась все такой же тихой и неторопливой.