Пророк и сумрак
Шрифт:
Я невольно поморщился. Неправильный выбор. Хоть мальчик-пророк ничем не напоминал романтического юного героя, по песня меня в чем-то упрекала.
Плакал, в груди пустоту ощущая. Он ведь карабкался вверх, освещая Путь своим сердцем, светлым и трепетным. И второпях обронил его в небе том. И вот висит оно в космосе звездочкой, Словно игрушка на праздничной ёлочке Среди таких же сердечек-игрушек, Брошенных мальчиками послушными…
Ну что за дела! Нет бы петь, как вся российская попса, нормальные песни о красивых девушках, дорогих курортах
Ноги сами принесли меня в подвальные этажи. Дверь одной из комнат оказалась открыта, я заглянул. Там сидели и преспокойно попивали коньяк «старички» – Жермензон и Глыба. Марк Эммануилович преспокойно закусывал коньяк некошерным копченым угрем, Глыба, как человек советской закалки, употреблял «николашку» – лимон, посыпанный кофе и сахаром. Впрочем, приметой новой эпохи было то, что кофе использовался не растворимый, а натуральный – Глыба крепкими пальцами растирал зерна над лимоном.
Ко мне маги сидели спиной, что им, впрочем, ничуть не помешало.
– Заходи, Антон! – дружелюбно позвал Жермензон.
– Коньяк будешь, – не менее приветливо сказал Глыба. Не спросил, а именно сказал.
Я молча сел к ним за стол, взял бокал. Коньяк, к моему удивлению, оказался не французским, а молдавским – пузатая бутылка с надписью «Сюрпризный».
– За победу сил добра, – сказал Жермензон, отпивая из своего бокала.
– Над силами разума, – поддержал Глыба.
Я выпил залпом и тут же пожалел об этом. Бренди оказался неожиданно хорошим. Можно даже сказать – прекрасным.
– Где такой берете? – удивился я.
– Места надо знать, – усмехнулся Глыба. – Видишь, Эммануилыч? Я же тебе говорил, Антон разумный человек.
– В том-то и дело, что человек… – буркнул Жермензон. Извлек из кармана пиджака длинный кожаный футляр, протянул мне: – Сигару будете, юноша? Очень рекомендую. Не надо профанации с лимоном, хорошему коньяку соответствует лишь настоящая сигара.
Выглядели Великие вполне мирно и расслабленно. Никак не похоже, что готовятся к схватке с Тигром. Только что ж они тогда в офисе делают?
– Гесер вам уже рассказал? – спросил я.
– Про Тигра? – уточнил Жермензон. – Да, конечно. Позор мне, на самом-то деле. Слышал я про такие дела… давно, впрочем, дело было.
– И что? – спросил я резко.
– Посидим до утра, поболтаем по-стариковски, – пожал плечами Жермензон. – Если придет… что ж, посмотрим. Драться не будем, а вот посмотреть… за спрос морду не бьют.
– Будете смотреть, как Тигр убьет мальчишку?
– Уйти в такой ситуации – еще большая трусость, – хладнокровно ответил Жермензон. – Ты лучше расскажи, что он тебе пророчил в аэропорту? Слово в слово. Может, Гесер ошибается? Может, мальчик уже свое пророчество изрек?
– А с чего бы тогда Тигр за ним продолжал ломиться? – вопросом ответил Глыба. – Нет, ты расскажи, Антон. И в самом деле интересно.
– «Вы Антон
– Нет, – покачал головой Глыба. – Прав Джору, это был предвестник, вызванный стрессом.
– Но есть кое-что интересное! – Жермензон поднял вверх палец. – Верно?
– Верно, – расплескивая по бокалам еще немного коньяка, сказал Глыба. – Во-первых, пророчество будет адресное. Завязано на Антона. Быть может, именно потому, что он встретился мальчику?
– Или потому, что Антон его спас… – кивнул Жермензон. – И важно то, что «отец Надьки». Наш маленький друг не похож на детей, которые называют девочек так фамильярно. Значит…
– Значит, пророчество завязано и на Надю, и мальчик-пророк с ней должен подружиться…
– И касается всех Иных – «вы нас всех» тут не зря. Но финальную роль сыграет Антон. – Похоже было, что Жермензон не первый раз так вот играет в «мозговой штурм» с Глыбой.
– Очень интересно, правда! – просиял Глыба. – Хотелось бы услышать. Надеюсь, Джору сумеет объяснить мальчику, как пророчествовать.
– Джору, может, и сумел бы, – сказал Гесер, входя в комнату. – А вот я не смог.
Он присел к нам (странное дело – мне казалось, что у стола раньше стояло только три стула), взял бокал (а вот четвертого бокала на столе точно не было, тем более налитого!). Посмотрел на меня, хмыкнул, глотнул коньяка. Сказал:
– Не идет мяч в ворота. Парень Иной, парень и впрямь пророк. Только мы ошиблись, он не Высший, он первого-второго ранга.
– Для пророка это не критично, – сказал Глыба. – Ну, реже будет пророчества выдавать, вот и все.
– Тут ведь дело не только в инициации, – продолжал Гесер. – И не в понимании технических деталей. Это я объяснил, мальчик-то смышленый. Но нужен еще соответствующий настрой. Готовность пророчить. А ее вызвать труднее. Сколько я ни возился, так ничего и не вышло, блуждает где-то в облаках…
– Маму, наверное, вспоминает, – сочувственно сказал Глыба. – Я ведь тоже ребенком в Дозоры попал, скучал по родным ужасно…
– Борис Игнатьевич, можно я с ним поговорю? – попросил я.
– Попробуй, – легко согласился Гесер. – Не думаю, что это поможет, но попробуй. Только не затягивай, уже почти двенадцать ночи, у мальчишки глаза слипаются…
Вслед мне смотрели сочувственно и одобрительно, но без всякого энтузиазма.
Иннокентий Толков, десяти с половиной лет, пророк первого уровня Силы, еще не спал. Сидел на полу возле горы игрушек от щедрот Ночного Дозора и вертел в руках игрушечный телефон. При моем появлении он смутился и быстро положил телефон в разноцветную гору – игрушка была для совсем уж малышей, несколько крупных кнопок с цифрами, при нажатии на которые играла какая-то веселая китайская музыка, и кнопка, чтобы записать какую-то свою фразу. У Нади, когда ей было года три, тоже был такой «телефон». Мне стало совсем нехорошо.