Пророки и поэты
Шрифт:
какое-нибудь слово honorificabilitudinitatibus будет повыше тебя
ростом, малыш ("Напрасный труд любви", V, I). И временами кажется,
будто фразы действительно перерастают самих неутомимых комедийных
фразеров Шекспира. Периоды подвязываются к периодам, как лестница к
лестнице; гиперболы, раздуваясь, подобно глубоководным рыбам,
вытянутым на поверхность, готовы лопнуть; словесное бильбоке
подбрасывает и ловит омонимы; неутомимые квиббли и
лбами. Многих, и притом самых почтенных, критиков это приводило к
брюзжанию и попрекам. Так, даже терпеливейший Семьюэль Джонсон и тот
журил полуторастолетний прах Шекспира: "Игра словами для Шекспира то
же, что блуждающие огоньки для путника; они сбивают его с пути и
заводят в трясину... Игра в слова была для него роковой Клеопатрой,
ради которой он готов был забыть весь мир, ничуть при этом не жалея о
забытом".
Действительно, игра словами играет автором игры слов. Он увлечен
фразеологической пиротехникой. Потешные огни лексем, переливы гласных
и согласных, пафос восклицательных знаков и зигзаги периодов властвуют
над писателем.
Аллитерация, звуковые повторы всегда играли значительную роль в английской поэзии. До Шекспира к ней часто прибегали Чосер, Спенсер, Лили, Сидней с целью усиления интонационно-смысловой структуры стиха и экспрессивности поэтической речи. Но именно Шекспир научился ткать сложные и яркие узоры звуковых повторений, не только интересные сами по себе как формальные свидетельства поэтического мастерства, но служащие усилению поэтической выразительности и эмоционального воздействия на подсознание слушателя.
В поэтическом арсенале драматурга аллитерация играет такую
значительную роль именно потому, что она дает возможность в пределах
небольшой по размеру фразы, строки или стихотворения использовать
дополнительные средства выражения чувств, эмоций, настроения
гармонического звучания таким образом, что их сложный характер
воспринимается более рельефно, синтетически, как одно целое, и мы как
будто видим, слышим и чувствуем, о чем говорит поэт. В этом большое
художественное значение аллитерации в драматических произведениях
Шекспира.
Особенное чувство ритма и симметрии, своеобразного "перекликания"
слов достигается благодаря регулярной аллитерации, при которой
корреспондирующие звуки размещаются в интервалах с почти
математической точностью.
Интересным примером аллитерации в поэзии Шекспира является так
называемое кольцо, когда слова строки или фразы начинаются и
оканчиваются одинаковым звуком. Этим поэт создает впечатление
своеобразной
...особенно характерной чертой стиля Шекспира является поистине
калейдоскопическое разнообразие аллитерирующих звуков...
Мастер ритма и аритмии, Шекспир широко использует ритмический строй стиха для передачи настроения, порядка, хаоса, дисгармонии. Ритм и асимметрия становятся самостоятельными художественными приемами, входящими в художественный замысел, средствами визуализации внутреннего мира человека или структуры бытия.
Бог с вами! Я один теперь.
Какой злодей, какой я раб презренный!
Не диво ли: актер при тени страсти,
При вымысле пустом, был в состояньи
Своим мечтам всю душу покорить;
Его лицо от силы их бледнеет;
В глазах слеза дрожит, и млеет голос,
В чертах лица отчаянье и ужас,
И все из ничего - из-за Гекубы!
Что он Гекубе? что она ему?
Что плачет он о ней? О! Если б он,
Как я, владел призывом к страсти,
Что б сделал он? Он потопил бы сцену
В своих слезах и страшными словами
Народный слух бы поразил, преступных
В безумство бы поверг, невинных в ужас,
Незнающих привел бы он в смятенье,
Исторг бы силу из очей и слуха.
А я, презренный, малодушный раб,
Я дела чужд, в мечтаниях бесплодных
Боюсь за короля промолвить слово,
Над чьим венцом и жизнью драгоценной
Совершено проклятое злодейство.
Я трус? Кто назовет меня негодным?
Кто череп раскроит? Кто прикоснется.
До моего лица? Кто скажет мне: ты лжешь?
Кто оскорбит меня рукой иль словом?
А я обиду перенес бы. Да!
Я голубь мужеством; во мне нет желчи,
И мне обида не горька; иначе,
Уже давно раба гниющим трупом
Я воронов окрестных угостил бы.
Кровавый сластолюбец, лицемер!
Бесчувственный, продажный, подлый изверг!
Глупец, глупец! Куда как я отважен!
Сын милого, убитого отца,
На мщенье вызванный и небесами,
И тартаром, я расточаю сердце
В пустых словах, как красота за деньги;
Как женщина, весь изливаюсь в клятвах.
Нет, стыдно, стыдно! К делу, голова!
Гм! Слышал я, не раз преступным душу
Так глубоко искусство поражало,
Когда они глядели на актеров,
Что признавалися они в злодействах.
Убийство немо, но оно порою
Таинственно, но внятно говорит.
Пусть кое-что пред дядею представят
Подобное отцовскому убийству:
Я буду взор его следить, я испытаю
Всю глубину его душевной раны.