Прорыв
Шрифт:
Ерёменко с облегчением вздохнул. Ну, вот и первый просвет в до того казавшемся безнадёжным деле. А затем разведдозор, что расположился неподалёку от хлебозавода, сообщил, что там явно собирается на выезд колонна из наличной бронетехники. А радиоперехват подтвердил, что грядут те самые разборки, которых и ждали. Стоявший рядом Циммерман лишь кивнул, отозвал дозор на базу и взялся распоряжаться, организовывая банде такой приём, какой все остальные запомнили бы навеки.
Александр Васильевич Пасечник, начальник СБ концерна «Фармкор»
21 мая, суббота, утро
Беседа с Главным Александра Васильевича слегка озадачила,
Беглый анализ, однако, не дал никаких зацепок. Вроде бы не случалось ничего такого, что можно было бы отнести на счёт вредоносной деятельности заговорщиков. И рапортов о пропаже чего-то ценного из НИИ тоже не поступало. Там тогда всем Оверчук заправлял, а у него всегда и везде порядок был. Странно.
Панику и шум пока решил не поднимать. Могло оказаться, что под всем этим таинственным движением нет никакой криминальной подосновы, а Домбровский у Главного в друзьях детства числился, они в один класс ходили, в одном дворе росли. И если Пасечник бросит на Домбровского тень, а потом окажется, что ничего не случилось, будут проблемы. Хотя бы в том, что им придётся глядеть друг другу в глаза, сидя за общим столом в гостиной «Господского Дома».
Один момент всё же вызывал подозрения — этот самый видеофайл на дисках архивов службы безопасности отсутствовал. Так просто этого быть не могло, на сей счёт рапорт пишется, и таковой в папке имелся, подписанный ныне покойным Николаем Минаевым и заверенный Оверчуком, тоже не здравствующим ныне. И в рапорте было написано, что камера слежения в рабочей комнате отключалась по технической причине, по просьбе главного компьютерного владыки НИИ, Вячеслава Тимохина. То есть Вячеслав предупредил, что, в силу необходимости изменения каких-то там настроек, вынужден отключить камеру на часок, эту и ещё одну, в хранилище культур. Никаких особых подозрений он этим не вызвал, потому что такие предупреждения чуть не ежедневно поступали от него относительно других камер, он что-то менял в системе.
Может, и так. Но вот то, что одна камера была включена, а файл на самом деле из системы удалён, вызывало подозрение. Почему так? Тут могла сыграть свою роль привычка людей интеллигентных считать себя умнее всех вокруг, особенно тупых ментов и безопасников. Шалость, в общем. А в связи с тем, что у таких интеллигентных людей нет навыков в постоянном укрывании всего тайного, он случайно скопировал заботливо сохранённый файл Главному. Он же целыми папками копировал, ну и прятал, видимо, в одной из них.
Дальше последовал следующий шаг в размышлениях. Если до этого камеры отключались каждый день, а после этого уже нет, а уже через сутки произошёл взрыв, то появляется какая-то неприятная цепочка во всём этом. Совершенно непонятная. Даже не цепочка пока, а чёрная кошка в тёмной комнате, но всё же что-то старый опер чувствовал. Что-то дерьмовое, вроде как запахом потянуло.
И как попробовать разобраться в этом всём, не привлекая внимания? Рано ведь ещё привлекать. И тогда он вызвал своего заместителя Усимова, бывшего муровского опера, которому всегда поручал дела самые деликатные, где надо исключительно в бархатных перчатках работать. Таких раньше у СБ «Фармкора» хватало, много влиятельных людей пересекалось интересами с этой компанией, и грубить им было бы вредно для здоровья. За такое умение и гибкий ум Пасечник и сделал этого молодого парня одним из своих замов, а сейчас, после смерти Оверчука и отъезда Ерёменко, тот
Пасечник набрал номер по памяти, дождался ответа, сказал:
— Ваня? Пасечник. Зайди ко мне, пожалуйста.
Чёрная, почти эсэсовская, форма не соответствовала внешности Усимова, круглолицего, невысокого, смешливого, располагающего всех к себе. Она на нём выглядела как шутка, но сам носитель её вовсе не смущался.
— Вызывали, Александр Васильевич?
— Да, вызывал, присаживайся. — Он показал на кресло перед столом. — Тут дельце деликатное появилось, надо бы… гм… «цепочки прозвонить».
— Утечка? — сразу деловито уточнил Усимов.
— Нет, что-то непонятное. Я даю тебе материал, вот этот… — Пасечник протянул оперу диск, добавив при этом: — Смотри его так, чтобы в сеть не подключаться, понял?
— Даже так? — удивился тот.
— Даже так. Увидишь — сам поймёшь, почему. Главная просьба — собери максимум информации по тем, кто в кадре. Всё, что у нас есть, по всем базам. С кем дружил, кому родня, какие слабости, о чём болтал. Всё у нас есть, но надо это аккуратно поднять. Аккуратно, понял? Может быть, за этим и нет ничего, и тогда есть риск угодить в дерьмо. Понял?
— Понял, Александр Васильевич, — серьёзно ответил собеседник.
— Ну и давай занимайся, раз понял.
Усимов вышел из кабинета, а Пасечник подошёл к окну. Из него открывался вид на Волгу, частично пересечённую неряшливым росчерком проволочного заграждения, вдоль которого неспешно шёл парный патруль. Мирного пейзажа не получалось.
— И ещё у вас, гражданин Домбровский, секретарша в любовницах, — задумчиво сказал он вслух. — Тоже проверить бы надо, откуда она взялась и кто такая.
Валера Воропаев, Зять
21 мая, суббота, день
Плотина водосброса в Угличе особой высотой не поражала. Так, серая бетонная стена, на ней какие-то невпечатляющие строения наверху. «Поцанский-46», снизив ход до самого малого, медленно приближался к ней, а Валера шарился биноклем по плотине и окрестностям, пытаясь обнаружить какие-нибудь признаки жизни.
Дубну прошли легко. Как оказалось, там сидели около сорока тверских военных, которых туда забросили вахтовым методом по приказу всё того же Главного, то есть Бурко. С их слов выходило, что «центровые» тоже просекли возможную выгоду от речной торговли, вот и взяли под контроль выход из Иваньковского водохранилища. И «Поцанского» вместе с катером пропустили без всяких вопросов, даже порадовавшись «первым ласточкам». А заодно предложили звать на помощь, случись чего — у дебаркадера был пришвартован маленький, но вполне бодрого вида буксирчик.
В общем, прошли Дубну без проблем, и это ещё скромно сказано. А вот Углич так и не откликался ни на какие призывы по радио, как Валёк его ни пытался вызвать на всех возможных частотах.
— Старшой, гля, — чуть похлопал Валеру по плечу неотлучный Матроскин. — Мужики на берегу, вроде нам машут.
Ватера глянул через бинокль, куда сказали, и точно, обнаружил у берега пристань, а за ней старенький «Чероки», похожий на сундук, упавший на колёса, и возле него трёх человек, явно махавших руками судну. Один даже какой-то красной тряпкой над головой крутил, вызвав смутные ассоциации с картинкой из детской книжки — пионер бежит по рельсам навстречу движущемуся поезду и машет галстуком, пытаясь поезд остановить. А где-то там сзади, за пионером, диверсанты то ли разобрали, то ли заминировали, то ли продали в металлолом рельсы, и поезду грозит страшное крушение. А в поезде другие пионеры, в Артек едут. Валера, кстати, в детстве хотел в Артек попасть, но так, не очень активно хотел. Ну и не попал.