Прорывая мрак времён
Шрифт:
Всё так! Здесь уже была… Когда воскресла первый раз… Вот же чёрт! Пошатнувшись, цепляется за край каталки. Взгляд останавливается на патологоанатоме. Бедный мужик… Тот же, что и тогда… Жаль, хотелось бы думать, что оправится. Но… нет… точно свихнётся. Кто переживёт восстание мертвеца дважды? Хм… Катя морщит нос. В прошлый раз было тело кошки. С оскаленной пастью, остекленевшими раскосыми глазами. На удивление знакомыми — как из сна. Сейчас трупа нет…
Глава 4
28 июля 2007 года
Люди, толкаясь, двигались непрекращающимся потоком во всех направлениях, будто тараканы. Мелькали сумки, чемоданы, рюкзаки… Дети, взрослые… Крики, плач, суета — шум и гам в аэропорту повсеместно. Пестрящая человеко-текучка в летнее
Всё знакомо до боли и щемящей радости. Столпотворение машин, автобусов на площади перед зданием аэропорта. Посреди пробки «закипела» [3] вишневая девятка. Над распахнутым капотом клубилось серое густое облако испарений. Невысокий, щуплый мужчина носился вокруг, истерично размахивая руками. Волосы всклокочены, лицо красное, глаза дико вращались, рот не закрывался. Брань прорезалась сквозь звуки площади.
— Чтоб её… дрянь…
Чего хотел от колымаги — не понятно. Она и так выглядела, словно доживала последние часы. Удивляться поломке? Только в России и ближнем зарубежье ещё существуют такие машины — нашего производства. Даже не новые модели — купленные с десятых рук. Чего она перетерпела от предыдущих хозяев — остается только предполагать!
3
Перегрев двигателя из-за течи в системе охлаждения.
Между автомобилями, словно играя в шахматы, лавируют мотоциклисты. Водители нетерпеливо бибикают, подгоняя друг друга. Кто ругается, кто слушает громкую музыку. Ростов как всегда гостеприимен! Родина…
— Эй, подвезу. Дорого не возьму! — прокричал кавказец, высунувшись из окна старенькой копейки. Зелёная краска выцвела, «жучки» [4] на поверхности, бок с вмятиной. Катя поправила рюкзак и решительно подошла:
— Сколько до Сноевки?
— Э! Красавиц, — округлое, потное лицо расплылось в улыбке, обнажив под густыми короткими усами пару золотых зубов. — Почти задаром.
4
Ржавчина на машине.
— Цену говорите — я разберусь, задаром или нет.
— Только для тебя… — тёмные масленые глаза сверкали похотью, — пятьсот.
— Чего?
— Бензин не дешев, — оправдывался таксист заезженной фразой, — вон как цена поднять…
— Триста, и не рубля больше, — отрезала Катя.
— Э! Красавиц, — с поддельным негодованием покачал он головой, — за триста до автобусная станция довезу…
Позади копейки синяя «Toyota» нервно сигналила.
Из окна показалась коротко стриженая голова. Холодные серые глаза сверкали:
— Убери колымагу. Проехать дай! — грубо заорал мужик. — А то багажник в капот вобью…
— Щас, жди, мы едем уже, — отмахнулся таксист и оглянулся: — Четыреста и по рукам.
— Пойдёт! Триста пятьдесят — у меня евро.
Он довольно кивнул.
Водитель «Toyota» набибикивал, сопровождая каждый сигнал отборным матом. Мозг разрывался. Катя потянула ручку — замок не сработал.
— Э… не так.
Водила,
— Садись, красавиц!
Хотелось бы верить, доедем…
С раскалывающейся головой забралась на заднее сидение. Потрёпанная обивка, пепельниц нет, подранные чехлы на передних сидениях. Хорошо, без мусора. Вместо магнитолы торчат голые провода. На коробке передач кобра с зелёными глазами. На треснувшем зеркале заднего вида висит «елочка», источая едкую вонь, плохо заглушающую запах пота таксиста.
Машина тронулась с жуткими тарахтением и выхлопами. Катя посмотрела в зеркало — водила, поглядывая, скалится. Проглотив язвительные слова, отвернулась к окну и закрыла отяжёлевшие глаза… Не до глупых перепалок с «шоферюгой». Устала. С прошлого вечера не спала — перелет дался тяжело, ведь после авиакатастрофы фобия самолётов. Быстрее бы домой! Вернулась, чтобы отомстить. Вчера ламия добрался до семьи — убить тварь, чего бы это ни стоило. К тому же чутьё ведет… хотя лучше бы молчало. Если бы не знала о нападении на родителей, было бы проще. Но нет, интуиция погнала в гостиницу — от боли аж слёзы брызнули… По трёхзвёздочному мотелю промчалась словно пятки горели. Ворвавшись в простенький номер, схватила телефонную трубку — мобильника нет, ламии вмиг выследят. Даже знала, что родители на даче, а не в городе — набрала заветные цифры и затаила дыхание. Сердце глухо отстукивало ритм, заглушая гудки, тянувшиеся бесконечно долго. На другом конце щёлкнуло.
— Ма! Это я — Катя… — выпалила, не дождавшись ответа.
— Катенька, ты где? Сергей… — срывающимся голосом завопила мать мимо трубки. — Катя звонит. Катенька, не молчи, — тараторила. — Ты где? Что с тобой? Тебе денег хватает?
Мамка эмоциональна как всегда. Хотя, чему удивляться? Дочь — неведомое существо. Умирает — оживает… Сбегает из больницы на второй день после очередного воскрешения — ни слуха, ни духа вот уже два года. Пресса осаждала долго — видела репортажи, читала в инете. От родителей остались только тени. Не комментировали, головы опускали — юркали в машину, за дверь, в подъезд… Куда угодно, лишь бы избавится от папарацци. Правда, мама несколько раз пыталась рот открыть — отец, шикал и утаскивал прочь.
Чего греха таить? Поэтому и сбежала — как вынести такое внимание? Сама на грани не покончить жизнь самоубийством, ведь в больнице со всех сторон прессовали. Подключена к аппаратуре, мониторы, датчики, в палате камеры, дежурные глаз не сводят. Голова разрывалась от непонимания — что происходит? Кто она? Чего все хотят? Подгадала момент пересменки, отпросилась в туалет. Там случился новый приступ обострения зрения, слуха, обоняния — вот тогда и увидела в зеркале отражение. Кошачьи глаза… Отшатнулась, вжалась в стену, едва не теряя сознание… когти с мерзким скрипом шкрябнули по поверхности, оставив белесые царапины, содрав синеватую краску. От ужаса дёрнулась. Тело жило своей жизнью — извернулось, заставив крутануться в прыжке — приземлилось на тумбе возле мойки. Мягко, бесшумно. Внутри вибрировало, организм будто сообщал: «Всё отлично! Ты — особенная!» Долго приходила в себя… Трясло, окатывало холодом. Фокусировалась… Но обратно уже не вернулась…
Катя всхлипнула. Высокая тональность голоса матери раздражала и радовала одновременно. Любила обоих, но отца… Их объединяло нечто большее, не поддающееся человеческому пониманию, другая, молекулярная связь. Это трудно понять, а ещё сложнее принять. Сердце рвалось наружу, руки дрожали — Катя на подкосившихся ногах опустилась на постель. Едкая соленая вода продолжала наполнять глаза — очертания комнаты плавали:
— Доча, ты где? — голос отца принес облегчение.
Значит всё в порядке! Шумно выдохнула. Только училась понимать интуицию, незамедлительно выполняя советы — она через импульсы в голове сообщала о беде. В эти моменты чутьё говорило, что нужно делать. Под ложечкой сосало, а в висках продолжало стучать кровь — боль, боль, боль…