Прощальное эхо
Шрифт:
— Ну а как твои дела? — спросила Оксана, внезапно переключая свое внимание на Наташку, уже вылезшую из одной штанины и снимающую капроновый носок. — Так-таки Андрей Станиславович и не обращает внимания? Хочешь, мы похлопочем, чтобы тебя в бригаду вернули? Скажем, что в вену лучше всех попадаешь, прямо как Робин Гуд! Ты, Наташка, учись действовать хитро, по-женски: и мужика охомутаешь, и из своей задрипанной общаги в московскую квартиру переберешься.
— Сама как-нибудь разберусь, — огрызнулась Наташа, пребывавшая сегодня не в духе и еще больше огорченная тем, что ее мысленный прогноз оправдался. А значит, все действительно движется по замкнутому кругу, ничего не меняется в отношении к ней других медсестер, а главное, Андрея. — И без советчиков тошно, — добавила
В этот самый момент дверь сестринской распахнулась. Наташа еще продолжала стоять развернувшись к двери, в белых трикотажных трусиках, когда на пороге в растерянности замер Андрей Станиславович.
— Ой, извините, девочки, я не постучал! — выдавил он из себя после секундной паузы и быстро ретировался. Дверь мягко закрылась, а Наташа без сил опустилась на пол. Она не могла понять, как это случилось, а главное — почему так громко хохочут девки. Их смех наверняка слышал Андрей, стоящий в коридоре.
— Ой, не могу! — приговаривала Жанна. — Это надо же какая комедия!
— А мы-то, дуры, ее учим, как посмотреть, как сесть. Она и без нас вон как грамотно выступила! — подхватила Олеся.
И Наташа не могла понять, как объяснить им, что над этим нельзя смеяться, что это не школьные шуточки с мальчиком, нечаянно ворвавшимся в раздевалку для девочек, что тут совсем другое, про что нельзя говорить «грамотно выступила». Ей вдруг стало невыносимо стыдно и захотелось расплакаться. И она, уже с неизбежной ясностью осознавая, что останется на всю жизнь глупой недотепой, вламывающейся в предусмотрительно запертый душ в самый неподходящий момент, оголяющейся при мужике до ужасных, трикотажных трусов, быстро накинула халат, всунула ноги в белые кожаные сабо и с дрожащими в глазах слезами выскочила из сестринской.
В офисе «Арбата» было тихо и прохладно. Сентябрьское солнце, не греющее, а именно, пекущее, основательно нажарило сквозь шерстяной костюм Оксанины плечи и спину. Поэтому она облегченно вздохнула, когда, закрыв за собой тяжелую дубовую дверь с позолоченной ручкой, вошла наконец в помещение. За время ее почти двухнедельного отсутствия ничего здесь не изменилось. Так же спокойно, респектабельно, изысканно и безлюдно. В приоткрытую дверь кабинета она увидела, как девочка-референт в неизменной белой блузке и строгой юбке что-то печатает на компьютере. Пощелкивали клавиши, экран подмигивал голубыми искорками. Оксана, стараясь не шуметь, прошла дальше по серому в черную крапинку ковролину, после евроремонта аккуратно заправленному под плинтус. Ей не хотелось отмечать свое присутствие стуком каблуков в этом сонном царстве, и она уже пессимистически предполагала, что сегодня, наверное, уйдет с тем же, с чем и пришла, — то есть без работы! Нет людей, нет деловой суеты, значит, нет и контрактов.
В зале для посетителей работал кондиционер, поддерживающий постоянную температуру, оптимальную для изысканных белых калл в горшках на подоконнике. Вообще-то разводить в офисе нежные каллы вместо каких-нибудь банальных фикусов — это была Машина идея, с энтузиазмом поддержанная дирекцией. Еще бы, у конторы будет свое лицо, выделяющееся даже на фоне повального белодверно-золоторучечного евроремонта! Правда, за время отсутствия Маши каллы несколько пожухли, потому что Вике Стропилиной до них, по-видимому, не было никакого дела. Сама Стропилина сидела сегодня не за столом, а в глубоком белом кресле у окна. Вика читала «Игру в бисер», и выражение лица у нее при этом было такое, словно она хотела сама с собой поделиться обалденным восторгом: «Надо же, и это я читаю! Это я открыла такую книгу! Потом я смогу честно, без жульничества сказать: «Я ее читала»!» Оксана вдруг подумала, что у нее самой, наверное, была точно такая же физиономия, когда однажды в классе седьмом или восьмом она поняла, что может наизусть и без запинки произнести потрясающую фразу: «Семейство мотыльковых характеризуется полным отсутствием лестничных перфораций на всех фазах онтогенеза». Причем особый кайф ей доставляло тогда сознание того, что фраза
Услышав звук ее шагов, мягко поглощающийся ковролином, Вика лишь на секунду приподняла голову и снова уткнулась в книгу. Причем на ее бесцветной, вылинявшей физиономии с безвкусно нарисованными глазами, бровями и ртом не отразилось ни радости, ни огорчения. «Ну все, — подумала Оксана, усаживаясь в соседнее кресло. — Сегодня работы, похоже, не будет… А с этой крысой хочешь не хочешь придется здороваться… Обидно, ведь она только и ждет, чтобы я расплылась в слащавой улыбке и залепетала что-нибудь про хорошую погоду». Стропилина продолжала читать, и солнце, пробивающееся сквозь жалюзи, пронизывало золотыми нитями ее оттопыренные уши. Честно говоря, золотым нитям в ее ушах было тесновато, потому что в прозрачных мочках мелкими червячками вились темные капилляры. Оксана неожиданно подумала, что Викины уши чем-то напоминают нос алкоголика, и от этого открытия на душе стало не так мерзко. Она, уже почти без усилий сдерживая злость, собралась поздороваться, когда белая дверь со сдержанно-поблескивающей табличкой «Директор» отворилась, и оттуда с очередным цветочным горшком в руках вышла Маша.
— Машка, Машенька, ты вернулась?! — Оксана легко поднялась из кресла и подбежала к ней.
— Да, — отозвалась та, придирчиво рассматривая цветочный горшок. — Как тебе кудрявая венгерская травка? Здорово, правда? Это сейчас она еще только-только взошла, а через пару недель такие побеги пустит!..
У венгерской травки действительно пока был совсем непрезентабельный вид. Круглые, зеленые, похожие на крошечные диванные подушки листики тонкими пальчиками черенков цеплялись за основной стебель, бледно-зеленый и худосочный. Всего таких стеблей из горшка торчало пять или шесть. Горшок до смешного напоминал голову лысеющего мужчины с жалкими остатками волос.
— Кстати, я очень тебе рада. И еще у меня для тебя есть хорошие новости, — точно таким же тоном добавила Маша. — Пойдем поговорим в комнату отдыха. Заодно и кофейку выпьем.
Оксана обернулась и с мстительной радостью заметила, как неизменно куцый хвост на голове Стропилиной обиженно мотнулся в сторону. Когда Вике что-то не нравилось, она обычно вот так нервно дергала шеей. Сейчас ей было обидно оттого, что двое разговаривающих в комнате слишком явно намекали на нежелательность продолжать разговор в ее присутствии и собирались уединиться. Впрочем, очень скоро она снова преисполнилась спокойного величия человека, читающего Германа Гессе и упивающегося сознанием этого факта…
Белый мулинексовский чайник закипел за пару минут. Маша достала из тумбочки две кофейные чашечки и новую, нераспечатанную банку «Нескафе».
— Так вот, подруга, — закинув ногу на ногу, она устроилась на плетеном стуле и чайной ложечкой принялась прорывать фольгу на банке, — контракты всегда были и никуда не девались. Я, когда вышла из отпуска, журнал просмотрела и ахнула: ни фига себе, думаю, Плетнева-то уже черт знает сколько времени не работает! Может быть, что случилось?.. А потом девки мне сказали, что ты несколько раз приходила, наверное, насчет договора. Ну тогда я сразу поняла, что это Стропилина постаралась… Вот знаешь, Бог — он все-таки все видит! Потому она и замуж никак сходить не может, раз такая стерва!
— Ну ты скажешь тоже: «замуж сходить»! Прямо как в туалет! — усмехнулась Оксана.
— А что? Некоторые, как в туалет, и ходят: фьють — и снова не замужем… Кстати, когда у тебя регистрация?
— Ой, уже через месяц, а еще ничего не готово, и денег нет, и проблем выше крыши…
Маша аккуратно, стараясь не просыпать на стол, положила в каждую чашку по ложечке кофе и тонкой струйкой принялась наливать кипяток. Оксана смотрела, как внутри чашечки вместе с ароматной темно-коричневой жидкостью поднимается легкая кремовая пенка, и думала почему-то о «фирменных» домашних тортах маминой соседки сверху Марии Григорьевны, а еще о том, что она такие торты печь не умеет, но к официальному началу семейной жизни надо бы подучиться.